Александрия подняла голову и скользнула взглядом по яркому кругу факелов. У них, по крайней мере, был свет. Как ужасно умирать в темноте.

– Еще факелов сюда! – крикнула она, надеясь услышать ответ.

Кто-то схватил ее сзади и попытался свернуть шею. Она уже напряглась в ожидании конца, но груз внезапно свалился с плеч. Александрия обернулась и увидела Сусанну, в правой руке которой влажно блестел нож.

– Выше нос, милая! Ночь еще не закончилась, – с улыбкой сказала пожилая служанка, и миг паники, которой едва не поддалась Александрия, прошел.

Вместе с другими женщинами она обошла двор и даже не вздрогнула, когда еще один защитник с криком упал на камни. После его падения через образовавшуюся в оборонительной линии брешь прорвались трое.

Все женщины достали ножи, и лезвия блеснули в отсветах факелов. Глаза нападавших еще не привыкли к темноте, когда женщины набросились на них, схватили и осыпали ударами.

Гай очнулся, как будто от толчка. Возле кровати сидела Аврелия с влажной тряпицей в руке. Ее прикосновение и разбудило его. Он посмотрел на мать, и она, бормоча что-то невнятное, промокнула пот у него на лбу. Издали доносились крики и шум, определенно свидетельствующие об идущем там сражении. И он все это время спал? Когда еще только смеркалось, Кабера принес ему теплое питье. Должно быть, старик подмешал какое-то свое снадобье.

– Что происходит, мама? Там дерутся!

Аврелия грустно улыбнулась:

– Тише, дорогой! Тебе нельзя волноваться. Ты умираешь, и я пришла позаботиться о том, чтобы в последние часы тебя никто не потревожил.

Гай немного побледнел. Да, он пока еще слаб, но уже идет на поправку.

– Я не умираю – мне уже лучше. Что же все-таки там происходит? Мне нужно туда!

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш… Знаю, тебе сказали, что ты выздоравливаешь, но я знаю, что они и мне лгут. Ну же, лежи спокойно – я вытру тебе лоб.

Гай смотрел на нее и не мог поверить тому, что видит и слышит. Многие годы, с самого своего рождения, эта неловкая, волочащая ноги сумасшедшая заслоняла яркую, живую и умную женщину, которой ему так недоставало. Гай нахмурился – одно неверное слово с его стороны могло спровоцировать приступ и истерику.

– Мне хочется подышать ночным воздухом, мама. В последний раз. Пожалуйста, оставь меня, чтобы я мог одеться.

– Конечно, дорогой. Я уже попрощалась с тобой, мой примерный сын. – Она хихикнула, а потом вздохнула – так, словно избавилась от давившего ее груза. – Твой отец там, на стене, размахивает мечом, вместо того чтобы позаботиться обо мне. Он никогда не уделял мне достаточно внимания. Между нами уже много лет не было близости.

Гай молчал, не зная, что сказать. Он сел и закрыл глаза, сопротивляясь нахлынувшей слабости. Сил не хватало сжать руку в кулак, но ему нужно было узнать, что происходит снаружи. Ну почему никого нет рядом? Неужели все там? И Тубрук?

– Мама, выйди, пожалуйста! Мне нужно одеться. Я хочу в свои последние минуты посидеть в саду.

– Понимаю, любовь моя. Прощай!

Глаза Аврелии наполнились слезами. Поцеловав сына в лоб, она вышла, и комнатка снова опустела.

Соблазн был велик – взять и снова упасть на подушки. Голова гудела, – похоже, Кабера добавил в напиток что-то такое, что отправило бы его в забытье до самого утра. Так оно бы и случилось, если бы его матери не пришла в голову одна из ее безумных идей. Он медленно спустил ноги на пол. Подождал, пока пройдет слабость. Теперь одеться. Не спеша.

Тубрук понимал, что долго им не продержаться. В обороне образовалась брешь, и он метался туда-сюда, стараясь прикрыть позицию, которую недавно защищали двое. Сразив тех, что наступали спереди, он едва успевал отразить атаку тех, что подбирались сбоку. Дыхание вырывалось из легких с хрипами, и бывший гладиатор знал: мастерство уже не спасет и смерть близка.