Мамаша с отвращением скривилась. Я услышал, как девочка объясняет ей:

– Нура говорила, что ее возлюбленный обожает собак.

– Он их ест?

– Он их любит живых.

– Какой ужас!

– Мама, он не ест их живьем! Он с ними живет.

Вместе с принявшим меня неугомонным озорником я подошел к ним:

– Как его зовут?

Обе озадаченно уставились на меня. Я уточнил:

– Этого пса. Как зовут эту собаку?

Мамаша злобно ответила:

– Собаки не разговаривают.

После чего склонилась к дочери и со вздохом, без малейшего стеснения, высказалась в мой адрес:

– Может, это и ее любовник, но не больно-то он сообразительный.

Этот разговор вернул меня в детство. В отличие от своих современников, мой отец страстно интересовался собаками, что делало его всеобщим посмешищем – отпустить шуточку в его адрес могли сельчане, мои сестры и даже моя мать. Желая наладить контакт с собаками, он присматривался к ним, отбирал тех, которые могли бы пригодиться в деревне, и наслаждался возней с ними. Я разделял его горячее увлечение. Меня потрясло, что Нура об этом вспомнила! Ее продуманный приветственный подарок делал мою несостоятельность еще более отвратительной. Я страдал от того, что не появился вовремя, что не противостоял ее похищению, что спустя три дня оказался лишен каких бы то ни было улик или знаков, чтобы…

Тут меня осенило. Я кликнул пса:

– Ко мне, собака!

Я побежал. Он охотно последовал за мной. Решив, что мы затеяли соревнование на скорость, пес обогнал меня, затем сообразил, что мы направляемся в какое-то определенное место, и приноровился к моему шагу.

Я кинулся к постоялому двору, обшарил его, отыскал позабытое похитителями платье и сунул его псу под нос.

– Ищи, собачка, ищи!

Его нос учуял запах, однако в его глазах читалось недоумение. Я ладонями потер ткань перед ним.

– Ищи!

В качестве примера я поднес платье к своим ноздрям, понюхал, шумно втянул запах и насторожился. В собачьем взгляде блеснул огонек понимания: пес получил подтверждение того, что и так подозревал. Я опять сунул ткань ему под нос. Прикрыв глаза, он обнюхал ее, тявкнул и выскочил из дому.

Мы рванули с постоялого двора. Пес, уткнувшись носом в землю и задрав кверху хвост, без колебаний выбрал одну из тропинок. Я позволил себе сделать небольшой крюк, только чтобы прихватить свою оставшуюся у подножия дуба котомку.

– Ты куда? – окликнула меня девочка.

– Догонять Нуру!

Пес мчался напролом. Две мои ноги не могли соперничать с четырьмя собачьими лапами, обеспечивавшими их обладателю бешеную скорость. К счастью, светлый кончик его хвоста, подобно трепещущему белому вихру, сиял в подлеске, словно знак единения; время от времени псу становилось совестно; тогда он бежал назад, сворачивал вправо, вглядывался во тьму слева, топтался по кругу – и это позволяло мне догнать его, прежде чем он снова пустится рысью.

Когда тропинка разветвилась, меня посетило опасение, что он собьется и совершит ошибку. Однако он решительно выбрал один из двух путей и в несколько прыжков оказался на краю канавы, где принялся нетерпеливо фыркать и захлебываться лаем. Я подбежал и обнаружил то, что привело его в такое возбужденное состояние: в траве лежала заколка для волос. Заколка, принадлежавшая Нуре.

Взбудораженный пес внимательно посмотрел на меня. Полагая, что задача выполнена, он ждал моих похвал. Я присел и в смятении стал вертеть в пальцах медное украшение. Нура обронила заколку на этом перекрестке специально, чтобы я ее нашел. Меня охватило волнение: Нура рассчитывает на меня, она по-прежнему меня ждет.

На глазах у меня выступили слезы. Пес удивился, понюхал мои мокрые веки и боязливо их лизнул.