Громила снова хмыкнул и наклонился вперёд так, что его тень упала на Фелисин.

– Жрец-расстрига, выходит? Не похоже на Императрицу – делать одолжения храму.

– Это не одолжение. Я давно уже распрощался с благочестием. Уверен, что Императрице больше понравилось бы, если бы я остался в монастыре.

– Да ей плевать, – презрительно заявил громила и принял прежнюю позу.

Леди Гейсен проскрежетала:

– Ты должна поговорить с ней, Фелисин! Пусть попросит за нас! У меня есть богатые друзья…

Громила заворчал и расхохотался.

– Ты глянь в начало шеренги, карга, там и найдёшь своих богатеньких друзей!

Фелисин только покачала головой. «Поговорить с ней», как же. Прошли уже месяцы. Даже когда отец умер – ни слова.

Воцарилась тишина, углубилась и стала почти такой же нерушимой, как и до этого неожиданного всплеска разговорчивости, но затем бывший жрец откашлялся, сплюнул и пробормотал:

– Не стоит искать спасения у женщины, которая просто исполняет приказы, миледи, и не важно, что она – сестра этой девочки…

Фелисин поморщилась и гневно посмотрела на бывшего жреца.

– Ты что, воображаешь…

– Он ничего не воображает, – проворчал громила. – Забудь о крови, о том, что она там должна значить, по-твоему. Это работа Императрицы. Может, ты думаешь, что это личное, может, тебе так приходится думать, учитывая, кто ты такая…

– Кто я такая? – Фелисин хрипло расхохоталась. – Какой из Домов считает тебя родичем?

Громила ухмыльнулся.

– Дом Позора. И что с того? Твой-то выглядит ничуть не менее потрёпанным.

– Я так и думала, – заявила Фелисин, с трудом оставив без внимания справедливость последнего замечания. Она покосилась на стражников. – Что происходит? Почему мы до сих пор сидим здесь?

Бывший жрец снова сплюнул.

– Час Жажды миновал. Толпу снаружи надо организовать. – Он посмотрел на Фелисин из-под тяжёлых бровей. – Крестьян надо раззадорить. Мы – первые, девочка, и должны стать примером на будущее. То, что творится здесь, в Унте, должно потрясти всех благородных в Империи.

– Чушь! – возмутилась леди Гейсен. – С нами будут обращаться достойно. Императрица обязана обращаться с нами достойно…

Громила хмыкнул в третий раз – это он так смеётся, поняла Фелисин, – и сказал:

– Если бы глупость считалась преступлением, миледи, вас бы арестовали много лет назад. Хряк прав. Не многие из нас доберутся до кораблей. Этот парад по Колонному проспекту превратится в кровавую баню. И учти, – добавил он, поглядывая на стражников, – старик Бодэн не допустит, чтобы его разорвала в клочья толпа крестьян.

Фелисин почувствовала, что в животе у неё шевельнулся настоящий ужас.

– Не возражаешь, если я буду держаться поближе к тебе, Бодэн?

Громила посмотрел на неё сверху вниз.

– Слишком ты пухленькая, как на мой вкус. – Он отвернулся, а затем проговорил: – Но делай, что пожелаешь.

Бывший жрец наклонился поближе.

– Если подумать, девочка, это ваше соперничество не из тех, где вздыбливают хвосты да царапаются когтями. Скорей всего, твоя сестра хочет убедиться, что ты…

– Она теперь – адъюнкт Тавор, – отрезала Фелисин. – Она мне больше не сестра. Она отреклась от своего Дома по зову Императрицы.

– Пусть так, но сдаётся мне, это дело личное.

Фелисин нахмурилась.

– Тебе-то откуда знать?

Старик отвесил насмешливый полупоклон.

– Был некогда вором, затем – жрецом, теперь стал историком. Мне хорошо известно, в каком напряжённом положении оказались благородные дома.

Фелисин от удивления широко раскрыла глаза и тотчас выругала себя за глупость. Даже Бодэн, который, разумеется, всё услышал, наклонился поближе и внимательно на них посмотрел.