– Что ты имеешь в виду?

Старый жрец поднял морщинистую длиннопалую руку.

– Если позволишь мне прикоснуться, я узнаю твою историю.

Сапёр отшатнулся.

– А-а, – вздохнул духовидец, – боишься, что я не лучшим образом обойдусь с твоими тайнами.

– Я боюсь, что их знание поставит твою жизнь под угрозу. Да и не все мои воспоминания – о делах честных и благородных.

Старик откинул голову и рассмеялся.

– Если бы все они были честны и благородны, ты мог бы с куда большими основаниями носить такое облачение, как я. Прости меня за неучтивую просьбу.

Капитан Турка вернулся с небольшим песочного цвета ларцом из морёного дерева. Он поставил его на столик перед своим господином, который откинул крышку и потянулся за чем-то внутри.

– Рараку была некогда морем, – сказал танно. Он вынул из ларца выцветшую белую раковину. – Такие останки можно найти в Священной пустыне, если знать, где пролегали древние берега. Кроме песни памяти о внутреннем море, в неё были вложены и другие песни. – Старик поднял глаза и встретил взгляд Скрипача. – Мои собственные песни силы. Прошу, прими этот дар за спасение жизни и чести моих внучек.

Скрипач поклонился старому жрецу и приподнял в ладонях раковину.

– Благодарю тебя, духовидец. Значит, твой дар даёт защиту?

– В некотором роде, – с улыбкой заметил жрец. Затем он встал. – Не смею тебя более задерживать, «мостожог». – Скрипач быстро поднялся. – Капитан Турка проводит тебя к выходу. – Старик шагнул ближе и положил руку на плечо Скрипачу. – Кимлок Духовидец благодарит тебя.

С раковиной в руках сапёр вышел из комнаты. Снаружи, в саду, прохладный влажный воздух коснулся его мокрого от пота лба.

– Кимлок… – едва слышно прошептал Скрипач.

Турка хмыкнул, шагая рядом с ним по дорожке к воротам.

– Первый гость за одиннадцать лет. Ты понимаешь, какой чести удостоился, «мостожог»?

– Ясно, что он очень ценит своих внучек, – сухо ответил Скрипач. – Одиннадцать лет, говоришь? Выходит, последним его гостем был…

– Первый Кулак Дуджек Однорукий из Малазанской империи.

– С предложением мирной сдачи Каракаранга, святого города культа танно. Кимлок утверждал, что может уничтожить малазанские легионы. Полностью. Однако сдался, и его имя теперь вошло в поговорки как символ пустых угроз.

Турка фыркнул.

– Он открыл ворота города, ибо ценит жизнь превыше всего. Он постиг вашу Империю и понял, что смерть тысяч ничего для неё не значит. Малаз всё равно получил бы то, чего хотел. А хотел он Каракаранг.

Скрипач поморщился. С грубоватым сарказмом он сказал:

– И если это означало бы привести в святой город т’лан имассов – как оно случилось в Арэне, – мы бы так и сделали. Сомневаюсь, что чары Кимлока смогли бы сдержать т’лан имассов.

Оба остановились у ворот. Турка раскрыл створки, и в его тёмных глазах блеснула старая боль.

– Поэтому Кимлок так и поступил, – сказал он. – Бойня в Арэне выказала всё безумие Империи…

– То, что случилось во время Арэнского мятежа, было ошибкой, – огрызнулся Скрипач. – Никто не давал приказа Логросовым т’лан имассам.

Вместо ответа Турка только горько усмехнулся и жестом предложил сапёру выйти на улицу.

– Ступай с миром, «мостожог».

Раздражённый Скрипач вышел.

Повизгивая от восторга, Моби метнулся через узкую комнату и врезался в грудь Скрипача, с бешеным хлопаньем крыльев цепляясь за одежду. Сапёр выругался и, отодвинув в сторону фамилиара, который чуть не задушил его в объятиях, перешагнул порог и запер за собой дверь.

– Я уже начал беспокоиться, – пророкотал Калам из теней в дальнем конце комнаты.

– Отвлёкся, – буркнул Скрипач.