– Лучше! Это коньяк. Почти лекарство же – в газете вот, в разделе «Для дома, для семьи» читал. Врачи рекомендуют! Улучшает нервную систему, расширяет сосуды. Ты пей, пей – тебе сейчас нужно. Меня, кстати, Эриксон зовут.

– Как… того командира? – Таня шмыгнула носом, но слёзы у неё уже не текли.

– Тут всё непросто, – поцокал языком Эриксон. – Так как я, наверное, и есть тот самый командир, то не могу называться в честь себя же. Поэтому вообще-то – как телефон. Это меня просто как-то донимали «какой у тебя телефон?» да «какой у тебя телефон?», а я возьми да скажи «Сони Эриксон К790».

– Брешешь! – не поверил старшина. – Классная мобила была, но ему же лет десять должно быть!

– Восемь.

– Телефоны столько не живут.

– В умелых руках и ху… рма – балалайка.

– У старшин вообще ничего долго не держится – всё списывается, как утраченное, – вставил Булат. – А потом неожиданно обнаруживается в каптёрке.

– Снайпер, ты у меня теперь ни хрена не получишь – понял, да? – насупился Новиков.

– Ничего – это никакого гуталина и мыла, что ли? Вот же потеря потерь…

Вяземский решил, что разведчики уже достаточно разрядили атмосферу, и Семёнова немного отошла от шока, поэтому решил перейти к основной части.

– Татьяна, я понимаю, что вам пришлось тяжело. Но не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– Д-да, конечно.

– Вас взяли в плен при нападении на Владимирск?

Семёнова сглотнула и молча кивнула.

– Как вы оказались здесь?

– Тогда… Нас… Нас сначала провели через какие-то ворота… Там был лагерь. И много… ЭТИХ. Ну, которые с мечами и в доспехах… А как стемнело, где-то рядом начали стрелять, и меня и ещё несколько человек взяли с собой и увезли из лагеря.

– Несколько человек – это сколько? – уточнил Сергей.

– Н-не помню…

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

– Помню парня какого-то… Рабочий ещё… В такой оранжевой жилетке. И девушка ещё какая-то.

– Всё?

– Кажется… Извините, я просто не помню…

– Я понимаю, – кивнул старлей. – Что с вами произошло дальше, можете рассказать?

– Парня куда-то увезли. А нас, получается… продали, – Таню передёрнуло. – Остальных куда-то увели, я осталась одна. Ногу потянула в дороге, а у этих… ни лекарств, ничего. Пришлось травы какие-то собирать – подорожник даже. И язык непонятно какой – ни русского, ни английского не понимают. Кое-как потом объясняться смогла – они латынь хоть с пятого на десятое, но понимают, оказывается…

– Латынь… Медучилище?

– Да, третий курс.

– Били? – Вяземский сощурился. – Или… Как вообще обращались?

Девушку передёрнуло.

– Страшно… страшно было. А так… Ну… Не трогали, в общем. Не знаю, брезговали, что ли… Ну, а как штурм начался – меня отправили раненым помогать, и в лагере там…

– Ясно, – лицо старлея было непроницаемо. – Но ты только скажи, если что. Мы в этом городе любого выдернем и накажем. По законам военного времени.

– Я просто хочу домой, – попросила Таня. – Увезите меня отсюда, пожалуйста.

– Подожди немного, хорошо? Побудешь пока с нами. И никого не бойся – тебя больше никто не тронет. А если тронет…

– А… а вы какой-то спецназ, да?

– Да нет, – спокойно пожал плечами Сергей. – Мы просто разведчики.

– Но очень хорошие разведчики, – подмигнул Эриксон.

К стоящему за крепостной стеной БТРу приблизилась троица всадников. Один из них – средних лет мужчина в доспехах и при оружии – спешился и коротко отсалютовал старлею.

– Сир Вяземский.

Серый плащ с алой каймой, кольчуга и недлинный, совсем не кавалерийский меч – местных полицейских Сергей уже начал узнавать. Не поленился отдать воинское приветствие в ответ, после чего окрикнул Ливию.