Царь рассмеялся, развеяв свое мрачное настроение. Он повернулся к сыну, и Ксеркс сумел выдержать его взгляд и не вздрогнуть.
– А теперь прикажи привести твою лошадь. Хочу посмотреть, как ты выедешь с разведчиками, когда мы доберемся до равнины.
– Я бы предпочел…
– Мне будет приятно, Ксеркс, – мягко сказал Дарий.
– Конечно, отец, – склонил голову мальчик.
– Хорошо, – улыбнулся царь. – Воины должны видеть, как ты ездишь верхом. С заходом солнца я буду ждать тебя на пиру для моих полководцев. Мы подумаем, как наказать эти ионийские города, которые дрожат перед нами.
Ксеркс поклонился еще раз. Он надеялся побыть немного наедине с собой, без того чтобы отец указывал ему и распоряжался каждым его часом до самого сна. Он знал, что награда за послушание и терпение придет. Хотя он и не мог представить себе мир, в котором нет его любимого отца, однажды империя будет принадлежать ему. Его приказ разгонит тучи или затмит солнце в память об отце. Думать об этом было приятно.
Часть первая
490 г. до н. э
Глава 1
Ксантипп замер на месте и, сохраняя ровное дыхание, негромко отдал указания рабам вокруг себя. Внимательно выслушав, трое мужчин сдержанно кивнули, соглашаясь. Все они служили семье его жены с детства.
«А ведь каждого спартанца, – почему-то подумал Ксантипп, – готовят к войне семеро рабов. Возможно, у афинян это получается лучше».
Произносить свою мысль вслух он не стал и даже не улыбнулся. Им владело какое-то непонятное беспокойство, нетерпение. Ему было тридцать восемь лет, и он знал, что в этот день может умереть.
Он больше не слышал городского шума, хотя и сомневался, что на улице стало тише. Дом жены был огромный, его окружали оливы и смоковницы. Комната, в которой Ксантипп готовился к войне, находилась в центре здания, вдали от внешних стен, которые оказали бы честь и крепости. Пространство по периметру ограничивали колонны из белого камня, крышу заменяло высокое голубое небо. Здесь, вдалеке от грохота, суматохи и страхов войны, царили мир и покой. Вокруг этого тихого сердца дома были расположены на двух этажах еще с десяток помещений. Ворота за внешней стеной открывались на дорогу в Элевсин, ведущую к северо-западу от центра Афин.
В темноте, задолго до восхода солнца, Ксантиппа разбудили крики. На агору к бронзовым статуям героев, представлявших десять афинских племен, из дома послали гонцов. Под каждой статуей совет ареопага[1] поместил листы тонкого папируса. Рядом стояли рабы с факелами, готовые посветить любому, кому потребуется. На папирусе перечислялись каждая фила[2], каждый дем[3] и все прилегающие к городу земли.
То, чего они боялись, случилось.
Ксантипп довольно хмыкнул, почувствовав, как поножи ладно охватили ноги. Отлитые в точности по форме голени и колена, они надежно держались за счет естественной пружинистости металла, и им не требовались ни завязки, ни ремни. Поножи блестели, словно были из золота, сияя тем же благословенным маслом, которое рабы уже втерли в конечности Ксантиппа.
– Подождите, – сказал он.
Рабы отступили, и Ксантипп сделал низкий выпад. Поножи остались на месте, и он, кивнув, поднялся. Руки раба потянулись к нему застегнуть белый хитон. Его бедра останутся непокрытыми. Одно дело бегать или тренироваться голышом в летнюю жару, и совсем другое – сражаться. Ксантипп еще от отца узнал, сколь полезен может быть кусочек ткани, когда глаза застилает пот или кровь.
Стоя с обнаженной грудью, Ксантипп осмотрел приготовленный нагрудник. Внутри доспех был выложен толстым слоем отбеленного льна, плотного и крепко сшитого. Наружную сторону составляли тяжелые бронзовые пластины. Ксантипп знал, что, по ощущениям в походе, панцирь тяжелеет с каждым шагом, и чем дальше от города, тем больше. Но, несмотря на бремя и нелепые расходы, это был его боевой доспех, шкура войны. Другие стратеги предпочитали сплошную пластину из бронзы или кожи, а Ксантипп не любил, когда его что-то стесняло. Ему довелось видеть воина, который не мог завязать сандалии, не сняв нагрудник, беспомощного, как рыба на суше. По сравнению с тем бедолагой он в своем доспехе чувствовал себя непобедимым. Как и изготовленные на заказ поножи, нагрудник был делом рук настоящего мастера-кузнеца. Бронза – теплый металл, когда касается кожи. Все это нравилось Ксантиппу.