Впрочем, это она просто злится на Сашу. Во-первых, он проводит выходные не с ней, а во-вторых, так и не удосужился предложить ей руку и сердце.

26 ноября, воскресенье

Геля вела себя безукоризненно. Не мучила его вопросами относительно случившегося и старательно делала вид, будто ничего особенного не произошло, но Вадим чувствовал себя виноватым настолько, что хотелось сбежать из дома. Было стыдно: у него прекрасная заботливая жена, а он ее не ценит.

– Как ты думаешь?… – наконец осторожно начала Геля.

– Я ничего не думаю! – резко ответил Вадим. – Нет у меня врагов, которым нужно меня убивать! И ты это знаешь.

Тут ему захотелось рассказать про Катю. Так сказать, изменить показания: стреляли, мол, в сотрудницу, а он по воле злого рока просто оказался рядом. Но было уже поздно. Пришлось бы объяснять, почему не сказал раньше.

А почему не сказал раньше, он и сам не знал.

То есть знал. Потому что в последнее время думал о Кате постоянно.

Впервые он выделил ее из массы окружавших его женщин, когда они готовили справку для министра. Задача была сложной, почти неразрешимой – нужно было показать, что в отрасли все обстоит если не отлично, то, по крайней мере, не катастрофически плохо. Они справились. Выбрали удачные кварталы для сравнения, нашли удачные показатели, не упомянув о неудачных, и бумагу в итоге подготовили неплохую.

Катя положила ему на стол последний вариант документа и еле заметно улыбнулась. И он тоже улыбнулся. И неожиданно почувствовал, что эта чужая, почти незнакомая женщина понимает его без слов.

Это было забавно и почему-то приятно. Но тогда он сразу же о Кате забыл. Не то до следующей справки, не то до какой-то еще срочной бумаги.

Все происходило постепенно, а потом Корышев неожиданно поймал себя на том, что постоянно думает о Екатерине Базутиной. Случилось это так: идя по коридору к своему кабинету, Вадим заметил Катю – девушка стояла у окна и разговаривала по мобильному телефону. Поворачивалась к окну, делала пару шагов в сторону, снова отворачивалась. Он хотел поздороваться, кивнул ей, но Катя начальника не заметила. Она говорила увлеченно и улыбалась, и снова поворачивалась к окну. Вадим отпер кабинет, задержался в дверях, но Катя в это время смотрела в окно.

Вадим тогда бросил бумаги на стол, усевшись в кресло, поводил мышкой, пробуждая компьютер, а потом не утерпел и снова выглянул в коридор. Базутиной у окна уже не было. Он даже не сразу понял, отчего в душе у него сделалось как-то пусто.

Все это было глупо и ненужно. Вадим знал, что семью никогда не бросит. Он очень любил Пашку и Гелю, и семья была важной частью его самого.

А заводить молодую любовницу казалось подлостью по отношению ко всем. Да Катя и не согласилась бы.

– Вадик! – Геля подошла сзади и обняла его за плечи. Вадим сидел в кресле и вертел в руках планшет. – Выходные проходят… Жалко.

– Жалко, – поддакнул он, поймал Гелину руку, поцеловал.

– Позвонить маме, чтобы привезла Павлика?

– Я сам привезу, – решил Вадим, поднимаясь.

Нужно осторожно велеть жене никуда не выпускать сына одного. У Вадима внезапно перехватило дыхание от страха: если с сыном что-то случится… Пока он не разберется с этими… происшествиями, с Павлом постоянно должен кто-то быть.

– Сам? – озадаченно спросила Геля. Ей не хотелось отпускать Вадима, они ведь и так мало видятся.

Впрочем, все нормальные работающие люди мало видятся. Только в выходные да по вечерам.

– Я быстро, – успокоил жену Вадим.

Как ни странно, машин на улицах оказалось много. Прежде он не помнил воскресных пробок, разве что перед самым Новым годом, когда публика массово покупает подарки.