- Уроды!

Она с трудом контролировала себя, шалея от собственных догадок:

«Они играют нами, как бездушными куклами! Как СВОИМИ куклами!»

От ярости, вспыхнувшей в крови, Аню кинуло в жар. Она все поняла.

В отличие от Машки. Та, очевидно пребывая в шоке, крикнула им:

- И что все это значит? И как все это понимать?

- А ты не догадываешься? – веселился очередной юморист из их компании.

- Догадываюсь! – ехидно прошипела Машка. – Одного в толк не возьму: кто дал вам право лезть в мою личную жизнь? Вы совсем охренели, ущербные?

- Полегче с выражениями, милая! – возмутился Валек Алимов. – Рискуешь!

Сестра на его выпад отреагировала… молчанием. Но побагровела от злости. Плохой знак. В таком состоянии она была способна на любые глупости. И они не заставили себя ждать. Медленно, но уверенно Маша двинулась вперед. Искренне негодуя, направилась прямиком к этим баловням судьбы.

Аня же… замешкалась. Впервые на своей памяти. Прежде, защищая сестру она, не раздумывая кинулась бы вызволять Машку из очередной передряги. Либо угомонила бы ее, вынуждая одуматься. Как обычно. Как всегда.

Но теперь… Аня оказалась заложником обстоятельств. Ее сдерживало обещание, данное Оле. Унизительное… крайне унизительное обещание.

Ведь воплотить его в жизнь, означало одно - прогнуться под своих врагов. Молча терпеть все их заскоки и смиренно улыбаться. Быть дружелюбной с теми, кого хотелось отправить в прошлое и спалить там на кострах инквизиции. Проявлять уважение к тому, кто в ответ относится к тебе, как к грязи на своей подошве. Это и раньше злило, но сейчас – особенно. Аня держалась до последнего, одной лишь силой воли подавляя ураган в своей душе. Но… все было зря. Чувства взяли верх над разумом, как только Машка подошла к компании Збруева непростительно близко. Как только осталась один на один со стаей этих… безжалостных избалованных гиен и… «спустила курок», буквально плюнув в Алимова своим ледяным презрением:

- Ах, тебе выражения мои не нравятся? Уверяю, милый - расквашенный нос не понравится тебе еще больше! Так что заткнись, и не нарывайся!

Аня обреченно выдохнула, мысленно пробормотав:

«Ну, все. Началось…»

10. Глава 10. Аня

Предчувствуя беду, ее сердце сжалось в груди до размеров крохотного атома. А потом, так и норовя проломить грудную клетку, дико затарахтело за ребрами. Повинуясь инстинктам, Аня ринулась следом за сестрой. Одного не учла – Клюев все еще находился рядом. Он-то и перехватил ее, спустя пару шагов. Фактически обнял со спины, намертво пригвоздив к своей груди.

Аня протестующе дернулась, намереваясь вырваться. Освободиться. Да тщетно все. Никита держал ее очень крепко. И не просто держал…

Уткнувшись носом в ее волосы, он приглушенно застонал:

- М-м-м! Как же вкусно ты все-таки пахнешь!

- Грабли убрал! – чужим голосом прокаркала Аня, каким-то внутренним чутьем ощущая, что ее сопротивление распаляет его все сильнее. – Живо!

- Тише ты, глупенькая, - ласково пророкотал Клюев, почти касаясь губами ее беззащитной шеи. – Не встревай. Ты вечно защищаешь ее, чем только хуже делаешь. Сама нарываешься. К тебе у моих друзей нет претензий. Ну… у большинства нет. Чего не скажешь о Машке. Ее заносчивость всех бесит. Слишком уж много она из себя строит. Тем не менее, ничего дурного ей не сделают. Так… на место поставят, чтобы впредь берегов не путала. И все!

«Действительно! Делов-то! Мелочи…»

Горько усмехнувшись, Аня призвала на помощь всю свою некогда стальную выдержку и… приказала себе остановиться. Прекратить вырываться. Не демонстрировать окружающим свой страх и беспомощность. Не доставлять удовольствия (своим тщетным сопротивлением) ни Клюеву, ни его дружкам-мажорчикам во главе с придурком Збруевым, чей взгляд ощущала на себе все острее с каждой прожитой секундой. Тяжелый взгляд. Пренебрежительный. И… сбивающий с толку. От него прямо веяло арктическим холодом. Холодом, который Аня ощущала даже на расстоянии. Вадим так сосредоточился на созерцании ее, трепыхающейся в объятиях Никиты, что вообще никак не реагировал на присутствие Машки (которая, к слову, что-то гневно кричала – конфликт явно набирал обороты). Впрочем, из-за пульса, дико ревущего в висках, Аня тоже ее слов не разбирала. Зато прекрасно слышала Клюева, который тяжело пыхтел ей прямо в ухо: