Впрочем, вскоре все стало ясно. Не успела французская эскадра покинуть балтийские воды, как пришло известие о предъявлении Австрией ультиматума Сербии и о вмешательстве в этот конфликт России со своими мирными предложениями. Но и тогда никто из нас и помыслить не мог о войне. Какая война, когда едва прошло 9 лет после японского разгрома, от которого Россия еще далеко не оправилась? Какая война, если не закончены возрождение флота и реформа армии? Какая война, если тлеют еще искры революции и кровавых мятежей, готовые снова вспыхнуть жарким пламенем?

Но слово «война», повторяясь все чаще и чаще, уже висело в воздухе. Сначала из Либавы была отозвана минная бригада. Затем базу стали покидать пехотные части. Никто не знал, зачем и куда. Командир нашего дивизиона постоянно получал какие-то депеши, но до нас не доводил ничего. Из газет тоже ничего толком понять было невозможно. Одни считали войну неизбежной, другие, напротив, полагали, что все уладится. Мы, в воинственной легкомысленности молодости, не понимали трагичности событий и были готовы помериться силами с кем угодно»…[2]

Великая война, начавшаяся 2 августа 1914 года для одной семьи из миллионов русских Ивановых…

На них мы и остановимся подробнее.

Только на них, ибо объять необъятное – все одно, что пересчитать этих самых Ивановых по всей Руси.

Только на них, потому что на них Русь и держится, даже если зовут этих Ивановых в хроникальной частности: Ибрагим, Иван, Абрам, Иванко, Вано, Ованес – да мало ли как. В нашем случае это все равно, пусть будет…

Восстановлено по приходским книгам

Иванов Иван Иванович, 59 лет, антрополог, экстраординарный профессор Санкт-Петербургского университета. По ученому званию – надворный советник. Никакого отношения к военному делу не имеющий.

Жена его Елизавета, в девичестве Коваль, 1860–1897 гг., умерла при родах младшего сына.

Сыновья его:

Вадим Иванович, 35 лет от роду, лейтенант флота, старший артиллеристский офицер эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин». Ныне в Севастополе.

Кирилл Иванович, 30 лет, по окончании офицерской Воздухоплавательной школы также в Севастополе и также лейтенант, но Императорского военно-воздушного флота.

Василий – озорник 17 лет, последний год «Отдельных гардемаринских классов».

Дочь Варвара – 23 года, домашняя воспитательница, выпускница Петербургских фребелевских курсов.

И приемная дочь Кира Ивановна, двадцати одного года, привезенная с Алтая как довольно неожиданная находка антропологической экспедиции. И примечательно, что год спустя после смерти законной жены профессора, но уже пяти лет от роду.

Последние трое сейчас в Петербурге с отцом.

Брат профессора Алексей Иванович, статский советник, выходец из Инженерного замка[3], имеет свой кабинет на Дворцовой площади в министерстве Сазонова, но чем там занимается – Бог весть. 50 лет.

Сын его Николай, племянник профессора, 26-летний гвардии пехотный капитан и, по мнению отца, очевидный недоросль. Сейчас в Красном Селе, в лагере.

Такими их застала мировая война.

Война на полмира, пока что странно ликующего на площадях Парижа и Вены, Вашингтона, Лондона и Берлина…

…Практичен энтузиазм на рю Coq Heron, где меркантильные парижане спешат вынести свои вклады из банка Caisse d’Epargne, попутно вынося его дубовые двери. Их тут даже больше, чем на площади Бастилии.

…В толпе безрассудных буршей на мюнхенской площади Одеон ничем не примечателен молодой человек, машущий летней соломенной шляпой. Разве что стрижеными усиками щеточкой, которым предстоит длительная кинематографическая судьба.