Оскар сидел на кухонном полу, мама за столом. Они складывали листовки. Работенка была не из веселых, но ему нравился временный бардак на кухне. Беспорядок, шаг за шагом превращающийся в порядок – два, три, четыре бумажных пакета, набитых аккуратно сложенными листовками.

Мама положила очередную пачку в пакет, покачала головой:

– Честно говоря, не нравится мне это.

– Что именно?

– Ни в коем случае… если кто-нибудь откроет дверь или что еще… ни в коем случае…

– Конечно нет. С какой бы стати я стал входить?

– На свете так много странных людей.

– Да.

Этот разговор повторялся в той или иной форме практически каждую субботу. В эту пятницу мама даже решила, что ему вообще не стоит разносить в субботу листовки из-за маньяка, но Оскар поклялся, что будет орать как резаный, если кто-нибудь посмеет с ним хотя бы заговорить, и мама сдалась.

Никто никогда не пытался зазвать Оскара к себе. Только однажды вышел какой-то старик и отругал его за то, что он «пихает всякое дерьмо в почтовый ящик», и с тех пор Оскар пропускал его квартиру. Теперь старик жил, не ведая о том, что на этой неделе в женской парикмахерской он мог бы сделать стрижку с мелированием за двести крон.

К половине двенадцатого листовки были готовы, и он отправился в путь. Просто взять и выкинуть их на помойку было нельзя – иногда из компании звонили и устраивали проверки. Ему это объяснили еще полтора года назад, когда он попросился к ним на работу. Может, насчет проверок они и наврали, но Оскар предпочитал не рисковать. К тому же он не имел ничего против самой работы. По крайней мере, первые два часа.

Он мог, к примеру, притворяться тайным агентом, выполняющим секретное задание – распространить пропаганду, направленную против врага, захватившего страну. Он крался от двери к двери, остерегаясь вражеских солдат, которым ничего не стоило замаскироваться под безобидных старушек с собаками.

Иногда он представлял каждый дом голодным чудовищем, драконом о шести ртах, питающимся лишь плотью девственниц в виде рекламных листовок, которые он ему скармливал. Пачки визжали в его руках, когда он запихивал их в драконью пасть.

Последние же два часа – вот как сегодня, где-то на второй партии – он впадал в некое оцепенение. Ноги шли сами собой, а руки механически выполняли свою работу.

Ставим пакет, шесть пачек под мышку, открываем дверь, первая квартира, левой рукой открываем ящик, правой берем листовку, бросаем в почтовую щель. Вторая квартира… Ну и так далее.

Дойдя наконец до квартиры девочки, он остановился у двери и прислушался. Изнутри доносились приглушенные звуки радио. Других звуков не было. Он сунул листовку в почтовую щель квартиры, подождал. Никто не подошел.

Закончив, как всегда, своей квартирой, он бросил листовку в ящик, открыл дверь, поднял листовку с пола и выкинул в мусорку.

На сегодня все. Он стал на шестьдесят семь крон богаче.

Мама уехала в Веллингбю за продуктами. Дом был в его распоряжении. Придумать бы еще, что с этим делать.

Оскар заглянул в ящик кухонного стола. Столовые приборы, венчики, термометр для духовки. В другом ящике – ручки, бумага и пачка карточек с рецептами, на которые мама было подписалась, но потом отказалась, потому что все они включали в себя слишком дорогие ингредиенты.

Он перешел в гостиную, открыл шкаф.

Мамино вязание – то ли спицами, то ли крючком. Папка со счетами и квитанциями. Фотоальбом, пересмотренный уже раз сто. Старые журналы с нерешенными кроссвордами. Пара очков в очечнике. Пяльцы для вышивания. Деревянная коробка с их паспортами и личными жетонами (Оскар долго уговаривал маму разрешить ему носить свой жетон на тесемке вокруг шеи, но она сказала, что это на случай войны), фотокарточка и кольцо.