– Я сам из Чикаго. Родился там.

Он не скучал по городу. Ни по работе. Ни по бывшей жене… Хотя скучал по родным.

– Когда ты там была последний раз?

– Десять лет назад, – пожала плечами Эми. – Но недолго.

Он знал, что ей двадцать восемь. Значит, она жила там в восемнадцать.

– Ты там заканчивала школу?

– Нет. Сдала экстерном и немного раньше. До Чикаго.

– Десять лет назад. Я тогда только демобилизовался. Служил во флоте, а потом работал копом. Может, наши дорожки и пересекались.

– Вряд ли. Ты был в спецназе. А не простым копом, гонявшим с улиц бездомных тинейджеров.

Мэтта не удивило, что она слышала о его службе в спецназе. В Лаки-Харборе все знали все обо всех. Жаль, что ему ничего о ней не известно. Эта Майклс удивительно хорошо умеет скрывать подробности своей личной жизни.

– Ты была бездомным тинейджером?

Эми пробормотала нечто неразборчивое, что одновременно могло означать согласие и уклончивое «не хочу об этом говорить».

Жаль, если не хочет.

– Что случилось с твоими родителями?

– Я продукт того, что происходит, когда тинейджеры не ходят на уроки сексуального воспитания. Ничего, что бы ты не видел прежде в фильме «Беременна в шестнадцать».

– Так скверно?

Она пожала плечами и сунула в рот мармеладку.

Похоже, разговор закончен. Что же. Так тому и быть. Он найдет другой шанс. А пока он наблюдал, как она смакует сладости, наслаждаясь каждым кусочком как наградой. Особенно ему нравилось, как она, причмокивая, слизывает крошки с пальцев.

– Хорошие пастилки, – похвалила она.

У него было кое-что и получше, но эти сведения он держал при себе.

Получив достаточную концентрацию сахара в крови, они уравновесили ее вяленой говядиной. Эми расстегнула рюкзак и, заглянув внутрь, выложила блокнот, цветные карандаши, путеводитель, губную помаду и перочинный нож, прежде чем вытащить яблоко и снова застегнуть рюкзак.

Она настоящая головоломка! Крутая на вид, девчонка в душе… и еще многое, чего он пока не мог определить.

Она протянула ему яблоко. Мэтт откусил и отдал его обратно. Вместе они прикончили яблоко, потом выпили воды. Эми широко зевнула.

– Прости, – выдавила она, снова зевая. – В закусочной у меня была утренняя смена, и сейчас я на ногах не держусь.

– Значит, спать?

Он подбросил дров в костер, поднял ее и повернул лицом к палатке. Заглянув внутрь, она увидела свернутый спальник.

– Это твое, Мэтт. Я могу спать в грузовике.

– Там жестко и чертовски холодно. У тебя был длинный день. Нужно отдохнуть. Залезай в палатку.

Она закусила губу. Взгляд снова стал подозрительным.

– А ты?

– Я лягу у огня. У меня есть лишнее одеяло. Не замерзну.

– Нет, – покачала она головой. – Я не могу тебе такое позволить. Простудишься.

– Предлагаешь лечь с тобой в палатке?

Ее взгляд упал на его грудь. Она снова прикусила губу, что сводило его с ума. Это ОН хотел прикусить ее губку, а потом снять боль поцелуем.

– Нет, это не слишком хорошая идея, – решила она наконец. – Даже совсем плохая.

Но она опять окинула его медленным взглядом. Грудь, живот, еще ниже…

Зрачки расширились, выдавая ее с головой.

Либо у нее была контузия, о которой он ничего не знает, либо его вид возбуждает ее.

– Иногда, – заметил он, – плохие идеи становятся хорошими.

– Так не бывает.

Мэтт терпеть не мог противоречить женщинам, особенно хорошеньким, сексуальным, которых видел в мечтах обнаженными. Втайне он жаждал лизать и целовать каждый дюйм их тела. Но с утверждением Эми был абсолютно не согласен.

Решительно.

Однако, вместо того чтобы возразить, Мэтт подтолкнул ее в палатку.

– Застегни клапан.

Услышав звук застегиваемой молнии, Мэтт с облегчением выдохнул и долго стоял между костром и палаткой.