Путилки оказались большой деревней из пяти жилых изб с сараями и амбарами, стоящей на высоком холме над Сходней. Найти старосту и познакомить его с новыми хозяевами оказалось делом недолгим. Так же быстро решился и вопрос с временным жильем для новых хозяев. На отшибе, в полуверсте от деревни, стояла брошенная изба. Три года назад новый поселенец, взяв внаймы землю у Вельяминовых, поставил избу – починок[4], да что-то, видимо, у него не сложилось – ушел. Сам ушел, а изба осталась. За три года солома на крыше серьезно подгнила (а может, и соседи постарались). Как бы то ни было, но и зимой и летом избу изрядно заливало.

Однако Куница безмерно радовалась и такому дому. Какой ни есть, а свой. Все недостатки и погрешности исправимы, были бы только деньги. А деньги у Адаша имелись (Сашка выдал авансом в счет будущей службы), плотников обещала дать Ольга Тютчева, а леса кругом – хоть завались. Увидев такие «хоромы», Куница тут же принялась распаковывать свой немудреный багаж, вознамерившись начать вить родовое гнездо прямо сию же минуту. Адаш оставил ей туго набитый кошель, а Сашка пообещал направить плотников сразу же по возвращении в Тушино. То, что она остается наедине с целой кучей бытовых и хозяйственных проблем, а супруг отправляется за своим государем – службу править, нисколько ее не смущало. Хотя, наверное, предпочла бы иметь мужа под боком, будь у нее свободный выбор. Но тут уж так – либо деньги и муж на службе, либо муж под боком, но без денег. Как бы то ни было, Куница совершенно не комплексовала, отпуская Адаша с Тимофеем. Дочь, правда, попробовала улизнуть вместе с отцом, предчувствуя, что с ним будет интереснее, чем с матерью, но Куница жесткой командирской рукой тут же пресекла эту попытку.

После возвращения в Тушино Сашке, Адашу и Безуглому удалось наконец-то собраться вместе и спокойно, без посторонних ушей обсудить план дальнейших действий. Сашке предстоящая операция виделась в весьма общих чертах – устроить патрулирование в Сходненском ковше и ждать момента открытия портала. А дальше – уж как получится. Примерно такую версию плана он и изложил собравшимся, ожидая от них предложений и поправок.

– Что ж, – согласился с ним Адаш, – расклад вполне годный. Только овраг-то огроменный, а нас всего трое. Можем блуждать до посинения и до скончания времен, а чертова окна так и не увидеть. Это будет чудо, если окно откроется, а один из нас окажется рядом. Надо бы послать в Воронцово да пяток десятков казаков вызвать сюда. Все одно делать им там нечего, только задницы отращивают. И потом… Ну, открылось окно, кто-то его заметил. Что дальше?

– Случай первый, – начал великий воевода. – Из окна кто-то лезет. Этого чело… Черт знает, как их называть. Короче, того, кто пролез, надо схватить, связать и не забывать при этом, что они очень чувствительны к боли. Случай второй – из окна никто не лезет. Тогда наблюдающий скликает ближних, и мы лезем в окно. Берем «языка» и выбираемся обратно.

– А будет он там, «язык»-то? – засомневался Адаш.

– Будет, – заверил его Сашка.

– Окно обязательно кто-нибудь стережет, – поддержал великого воеводу Безуглый. – Тимофей Васильевич прошлый раз ринулся за этим Кихтенкой, а там его кто-то и встретил. Чудом жив остался.

– Что ж, отлично, если стережет, – согласился с ними Адаш. – Не придется долго бегать в поисках «языка» по этому… Слушай, государь. А как называть то, куда мы лезем? Если там обитают слуги дьявола, то место, где они живут, называется… ад? Так, что ли?

– Не знаю, – ответил Сашка. – Мне, как ни назови, все равно, лишь бы дело сделать.