«Вот еще одна знаковая личность», – подумал Михаил, хотя стихи этого распиаренного в свое время стихотворца ему тоже не зашли.

Что до Второй бригады то разагитировать солдат не составило труда. Собственно, как только узнали, как все произошло в дивизии, на лицах их читался только один вопрос: «А что, так можно было?!»

Ну и по примеру своих товарищей тоже выразили вотум недоверия командованию, оставили лишь вменяемых командиров младшего и среднего звена, но мало, так что пришлось повторить опыт с повышениями унтеров и фельдфебелей после дополнительного обучения.

Дивизия с прибытием Второй бригады, хоть и покоцанной, стала совсем уж тяжелой в управлении, но в мирное время Михаил пока справлялся. Кроме того, он в скором времени собирался вывести большую часть рабочих из боевых подразделений, переведя в технические. Все-таки терять таких кадров было бы глупо с какой стороны ни посмотри.

А техникой он собирался разжиться и в довольно большом количестве всеми возможными способами вплоть до самых криминальных, причем не только танками, но и самолетами, и все это хозяйство надо кому-то грамотно обслуживать.

Десятого августа в очередной раз к нему приехала Елена с кипой газет, помимо очередной партии брошюрок, и неофициальной информацией, собранной всеми возможными способами. До газет правда дошли не скоро…

– Расскажи своими словами, что там понаписали, – попросил Михаил, легонько лаская руками грудь Елены лежащей у него спиной на животе.

– М-м… Если очень грубо, то Леон Блюм сговорился с Пуанкаре. Надо думать на него давят англичане и американцы… чем-то они его шантажируют… но не лично, а скорее угрозой подточить его власть внешними проблемами… вроде как англичане угрожают оборвать грузопоток из колоний… а Франция сейчас очень сильно зависит от внешних поставок всего и вся, то же зерно… что может привести к хлебному бунту и тогда его власть пошатнется…

«Хм-м… может на этом сыграть ФРФ? – невольно подумал Михаил. – Надо подбросить мысль на эту тему Игнатьеву. Дескать Леон слаб, раз боится, что мы, французы падем к ногам наглых лайми, стоит только им лишить нас хлеба… В общем нажать надо на национальную гордость…»

– М-м… В общем в газетах стали муссировать слухи, что для заключения выгодного и достойного мира с германцами, чего требуют социалисты и жаждет народ, нужно сначала занять более выгодные позиции на поле боя…

– Значит хотят устроить еще одно наступление?

– Да…

Елена не выдержала и положив свои ладони на руки Климова его же пальцами с силой сдавила свои груди и выгнулась дугой.

– М-м… Даже название вроде как придумали… и не одно… и все идиотские до ужаса…

– Какие?

– Битва за мир… мирное наступление… атака во имя мира… и тому подобное…

Елена, распалившись ласками, перевернулась и дальше снова стало не до разговоров.

Когда она уехала Михаил все-таки ознакомился с газетами, но в общем только время потерял, Елена все обсказала точно – власть методично обрабатывала население формируя у него мнение, что требуется приложить еще одно усилье, провести еще одну мощную атаку, еще один решительный бой ударив всеми силами, и вот тогда наконец наступит долгожданный мир и всеобщее счастье.

СССР, кстати, несмотря на усилья левых радикалов, так и не решились на национализацию военных предприятий, а так же банков. Но это и неудивительно, ведь Леона Блюма можно было назвать классическим меньшевиком, да и просто убоялся, прибить ведь могут без затей. Банкиры действуют очень жестко, когда чувствуют угрозу своим капиталам. Из-за этого начались первые склоки внутри Союза, боле радикально настроенные партии требовали национализации.