Отмыть кожу после жирного майонеза оказалось тем еще испытанием, потому на кухню я вернулась только минут через десять. В душе трепыхались смешанные чувства.

– Мам, а как долго должна держаться краснота? – спросила я, быстро вытирая майонезные пятна на полу бумажным полотенцем.

– Какая краснота? – не поняла мама.

– Вот эта! – я встала перед ней и широко улыбнулась.

Любимая мамуля оторвалась от увлекшего ее в тот момент каталога «Пятерочки» и уставилась на меня с ужасом.

– Что это? – дрожащим голосом спросила она. – Почему ты вся как помидор?

Смутная тревога сковала сердце, легкие и коленки.

– А что, так быть не должно?

– Конечно, не должно! Иди сюда, на свет. – Она подтащила меня к окну и внимательно оглядела красные пятна, проступившие на щеках и лбу после маски. – Ты ничем не терла лицо?

– Нет!

Мама задумалась ненадолго, а потом ее озарило. Она кинулась к холодильнику, достала майонез и стала изучать упаковку.

– Что? – спросила я, чувствуя, что на меня накатывает легкая дурнота.

Встреча с Глебом должна была состояться через каких-то полтора часа, а я вдруг превратилась в иллюстрацию к какой-нибудь Алининой статье о скарлатине.

– Я поняла! – сказала мама, поднимая на меня виноватые глаза. – В этот раз я купила майонез с лимонным соком, а у тебя на него аллергия.

Кажется, я издала крик испуганной мартышки.

– Сейчас-сейчас! – заметалась по квартире мама. – Выпьешь антигистаминное, и намажем тебя мазью.

– У меня встреча, – выпалила я, без сил падая на стул.

– Свидание?

– Нет. Просто встреча с другом.

– А чего же ты так разнервничалась? – спросила мама, уже втирая мне в лоб какой-то крем. – Настоящие друзья не обращают внимания на внешность. Они всегда любят нас такими, какие мы есть.

Лекарство от аллергии я запивала отваром пустырника. Минут через пятнадцать лицо немного посветлело. К тому же мама, чувствующая вину за происшедшее, щедро намазала меня своим тональным кремом.

– Надень что-нибудь ярко-красное, – посоветовала она, закручивая баночку с тоналкой.

– Зачем?

– На фоне яркой одежды ты будешь казаться не такой розовощекой.

– Но у меня нет ничего красного, – грустно сказала я, пытаясь дрожащими руками накрасить ресницы.

Мама ненадолго скрылась в своей комнате, а потом вернулась ко мне со своим старым бордовым свитером, расшитым стеклярусом.

– Взгляни. – Она приложила его к моей груди. – Правда, здорово? Такое простое решение – и краснота уже не так заметна.

Я внимательно оглядела собственное отражение.

– Наверное…

– Надевай! – скомандовала мама.

Терять было нечего, и через минуту я стояла перед ней в джинсах и свитере, переминалась с ноги на ногу.

– То, что надо! – похвалила мама. – Выглядит даже лучше, чем я думала.

– А тебе не кажется, что он как-то великоват? – с сомнением спросила я.

– Ты что! – Она всплеснула руками. – Сейчас так модно. Оверсайз называется.

На негнущихся ногах я подошла к зеркалу и на мгновение оцепенела. Ну что же, могло быть и хуже. Непонятно только: краснота и правда стала не так бросаться в глаза, или я просто к ней привыкла?

Я кое-как оторвалась от зеркала, взглянула на часы. Вот черт! Мне следовало выходить из дома еще полчаса назад. Я рванула в прихожую, обув кеды, кое-как натянула на необъятный свитер куртку. Мама показала мне большой палец.

– Класс! – похвалила она довольно искренне. – Ты прямо как со странички модного журнала.

«Журнала восьмидесятых!» – мысленно добавила я, а вслух пожелала мамуле хорошего дня. Потом подхватила сумку и вприпрыжку понеслась на автобусную остановку.

***

Когда я вылезла из автобуса неподалеку от «Галактики», решимости во мне серьезно поубавилось. Что задумал Глеб? Вдруг меня уже сегодня ожидает кастинг на роль парня мечты? Последняя мысль заставила поежиться: настроения с кем-то знакомиться у меня не было совершенно.