Поразительно, но при постоянном и широкомасштабном применении, при глубокой укорененности в повседневной жизни и литературе термин «средний класс» до сих пор не имеет общеупотребительного определения. Каждый вкладывает в этот термин свой собственный, отличный от других смысл.

Традиционно понятие «средний класс» связывается с определенным уровнем дохода и моделью потребления, при которой люди, отложив определенную сумму «на черный день», направляют остальные доходы на увеличение относительно качественного текущего потребления. При этом существенным является стремление к максимальному увеличению масштабов потребления и максимально полному использованию возможностей, предоставляемых рыночной инфраструктурой (потребительское и ипотечное кредитование, страхование, пенсионные фонды), даже если эти возможности относительно дороги.

Таков наиболее практичный и, вероятно, именно оттого наиболее распространенный маркетинговый подход. Его крайней формой являются довольно настойчиво осуществляемые в рамках разного рода рекламных кампаний (в том числе и якобы исследовательских) попытки навязать «среднему классу» не просто конкретную модель, но и конкретные объекты потребления. (Например, при помощи ненавязчивого, но массового разъяснения, что подлинные, «настоящие» представители «среднего класса» пользуются мобильными телефонами определенных марок, одеваются в магазинах определенных сетей, покупают машины определенных моделей и так далее.)

Однако с наиболее полной, социологической точки зрения «средний класс» определяется не столько по типу потребления, сколько по определенной системе жизненных ценностей (хотя последняя действительно предопределяет строго определенный тип потребления, этот тип может сложиться и на основе совершенно иных ценностей, не принадлежащих и даже глубоко чуждых «среднему классу»). Именно эта система ценностей, наиболее близкая упоминаемому в хорошем смысле понятию «обыватель» или «мещанин», и представляется главным критерием отнесения того или иного человека (а точнее, той или иной семьи) к категории «среднего класса».

В силу особенностей жизненного пути, пройденного большинством представителей «среднего класса» в последние 15 лет, их нет смысла критиковать за значительный цинизм и эгоизм. Это их практически неотъемлемые черты, благодаря которым они и выжили в горниле реформ и накопили некоторый достаток.

Но, как ни парадоксально, этот циничный и эгоистичный «средний класс» во многом унаследовал от категорически отрицаемой им российской интеллигенции ее исключительно важную общественно-политическую и, хотя, конечно, и в значительно меньшей степени, культурную функцию.

Именно благодаря этой функции российскую, а затем и советскую интеллигенцию, как минимум искренне не понимая, а зачастую и открыто ненавидя, тем не менее настойчиво старались задобрить и перетянуть на свою сторону все относительно разумные и успешные руководители нашей страны.

Данная общественная функция заключалась в том, что именно российская интеллигенция, при всех своих безусловных и не поддающихся никакой защите недостатках, определяла то, что, о чем и как думает основная часть остального населения нашей страны. Именно интеллигенция, как правило, бессознательно, создавала доминирующее настроение общества и тем самым невольно, но весьма жестко и однозначно направляла его развитие в ту или иную сторону.

Пройдя через горнило беспощадной и не признававшей каких бы то ни было правил борьбы за выживание и в основном утратив позитивные моральные качества интеллигенции, современный «средний класс» благодаря этому утратил и ее моральный авторитет. Справедливо чувствуя себя глубоко отчужденным от глубоко презираемого им народа своей собственной страны, он, казалось бы, не имел никаких шансов сохранить свое влияние на его мысли и чувства.