Жена Разумовского взяла с плиты сковородку и, соскребая с нее перемешанные с фаршем пригоревшие макароны, в сердцах так зло бросила их на тарелку мужа, что часть упала с тарелки на стол. Не возмущаясь ни тоном жены, ни тем, что произошло, Разумовский привычно подцепил вилкой упавшие на стол макароны и положил их себе на тарелку. Затем, не испытывая особого раздражения, он спокойно ответил ей:

– Ты же знаешь, что я по горло занят. Давай сделаем так. Через два дня у меня будет необходимая сумма. Ты сама походи по магазинам, выбери холодильник, который тебе понравится. И пусть сын как мужчина поможет тебе.

– От него, как и от тебя, не дождешься помощи. Вот где он шляется сейчас? А тебе хоть бы хны. Отец называется. Да от вас обоих как от козла молока!

Разумовский ничего не ответил жене, допил чай, вернулся в гостиную и лишь с грустью подумал: «Как все надоело! Одно и то же каждый день. Ну да ладно. Не впервой. Главное – сохранять спокойствие».

Приближаясь к 60-летнему возрасту, Разумовский не отличался жизнерадостностью и сердечностью. Его лицо, прорезанное ранними морщинами, редко светилось радостью. Чаще всего на нем отражалась вселенская скорбь, вызывавшая у окружающих его людей, особенно при первом знакомстве с ним, двойственные чувства. С одной стороны, при виде его мрачного и отрешенного от мира лица возникало желание выразить Разумовскому сочувствие и каким-то образом поддержать его. С другой стороны, та холодность, которой веяло от всей его фигуры, неопределенного цвета глаза и рассудочная сдержанность в его манерах и речи невольно удерживали многих людей от проявления сочувствия. Впрочем, Разумовский не нуждался ни в каком сочувствии ни от близких ему людей, включая собственную жену и взрослого сына, ни тем более от первых встречных, вовсе не знавших его, но полагающих, что такое лицо может быть только у человека, на долю которого выпало немало страданий. Казалось бы, отражающаяся на его лице мировая скорбь должна служить препятствием на пути привлечения в терапию пациентов. Кому захочется идти в анализ к человеку, который, судя по внешнему виду, напрочь лишен не только оптимизма, но даже элементарного обаяния, столь необходимого для терапевтической деятельности? Кого может привлечь мрачная фигура психоаналитика, который, надо полагать, не сумел решить свои собственные проблемы, коль скоро на его лице нет даже проблеска жизнерадостности?

Однако, как это может быть и ни парадоксально на первый взгляд, Разумовский не испытывал затруднений с нахождением пациентов. Впрочем, он их и не искал в отличие от тех, кто, называя себя психоаналитиками, давал объявления в различные печатные издания или размещал соответствующую информацию в Интернете. Среди психоаналитиков Разумовский слыл достаточно квалифицированным, серьезным специалистом, достигшим успехов особенно при работе с депрессивными и склонными к суициду пациентами. «Сарафанное радио» способствовало обращению к нему тех нуждающихся в психологической помощи взрослых и молодых людей, у кого не сложилась личная жизнь и кто находился подчас на грани между жизнью и смертью.

В молодые годы он был живым, смышленым и компанейским юношей. Однако к моменту завершения учебы в школе он пережил своего рода шок, который предопределил его последующую жизнь. Одна из девушек, с которыми он учился в 11 классе, неожиданно покончила жизнь самоубийством. Никто не знал толком истинную причину ее ухода из жизни. Одни говорили, что девушка покончила с собой из-за неразделенной любви. Другие полагали, что это было связано с раздорами в семье и разводом родителей. Третьи соотносили ее поступок с наркотиками, к которым якобы пристрастилась девушка.