И он требовательно замолчал, ожидая от меня ответа и продолжая смахивать снег уже с волос.

Вся бледная, дрожащая, замёрзшая и откровенно себя жалеющая ведьмочка открыла глаза, которым убранный магом снег больше не мешал, лишь пара снежинок в ресничках запуталась, подняла голову высоко настолько, что в шее заныло, и заглянула в тёмно-зелёные, завораживающе мерцающие глаза.

В следующую секунду рука мужчины замерла около моей головы, глаза полыхнули магией, засветились ярче и заметно расширились, а с тонких приоткрытых губ вместе с облачком пара сорвался тихий долгий выдох, звучавший как «Ха-а-а…».

И мы замерли в неярком золотистом свечении пера жар-птицы над головами. Кругом блестел снег, воздух искрился и тихонько звенел от мороза, а я очень чётко ощущала лежащую на плече широкую ладонь, и почему-то не находила в себе сил оторвать завороженного взгляда от глаз некроманта, но и он, не дыша и не моргая, смотрел на меня в ответ.

Молодой ещё совсем, но при этом сразу видно: не мальчишка – уже мужчина. Лет двадцати семи на вид, улыбался так недоверчиво и глазами сверкал, но при этом ощущалась в нём и серьёзность, и уверенность, и чутьём ведьминским я понимала, что ответственность большая на его широких плечах лежит, да носит он её с гордостью и достоинством.

Волосы чёрные, как вороново крыло, до плеч падали, лицо обрамляя, нос с горбинкой небольшой, подбородок квадратный гладко выбрит, крепкая шея воротом мантии полностью скрыта. А она, мантия, непростая, зачарованная от холода и грязи и прочная сверх меры, я пробегающие по чёрному материалу и чёрному же меху изумрудные искорки хорошо видела.

А вокруг тишина, и ни звука, словно весь мир застыл, подглядывая за нами и гадая, что же случится дальше.

Неожиданно поняла, что, не смотря на мороз и снег на мне везде, от холода больше не трясло, наоборот, странное тепло растекалось в груди, и ноги отчего-то ослабли и задрожали, и мир медленно и неотвратимо становился ярче и светлее, и…

– Привет, – так удивлённо и удивительно прошептал некромант, осторожно, словно боясь спугнуть, мне улыбаясь.

И рукой, до этого недвижимою, так аккуратно, бережно по волосам моим растрёпанным провёл.

– Привет, – и кто скажет, отчего у меня губы дрогнули в ответной улыбке?

А у некроманта его собственная улыбка шире стала, и вид был такой малость растерянный и приятно удивлённый, хотя я точно знала, что данный вид магов отличается наглостью и самоуверенностью.

Наверно, сам мужчина тоже об этом знал, но всё так же негромко спросил:

– А что ты тут делаешь?

А я почему-то взяла и ответила:

– На бал иду…

– Правда? – маг оживился. – Я тоже. А он где?

Логика попыталась намекнуть о своём отсутствии, но я её голосу не вняла.

– В городе, – говорить было так легко, а сияние зелёных глаз словно обволакивало, – в магической академии.

– А-а, – протянул некромант понятливо, – такую знаем. Подаришь мне танец?

Чуть не ляпнула, что с радостью подарю ему всю эту ночь, но он же маг, ещё поймёт не так.

И тут амулет на моей шее вздрогнул и в лесу раздался хриплый голос разъярённой Купавы.

– Ес-с-с-ся! Я твою метлу на корзинки распущу! Я её сожгу к предкам! Я… я её ненавижу-у-у! А-а-а!

Метла, она да, она такая, умеет пробуждать демонов даже в ведьмочках.

– Ой! – спохватилась я, и волшебство момента рассыпалось с тихим звоном, обрушилось на меня морозным холодом, заставило поёжиться, виновато улыбнуться нахмурившемуся некроманту, сжать амулет в кулачке и, отворачиваясь, спросить: – Что, Купава?

Ответила мне не она, из камушка Дарёна зарычала: