Он взял сигарету.

Штайнер уже две недели работал официантом в кафе «Зеленое дерево». Была поздняя ночь. Хозяин ушел спать два часа назад, в кафе оставалось всего несколько посетителей.

Штайнер опустил жалюзи.

– Закрываемся! – сказал он.

– Выпьем еще по стакану, Иоганн! – ответил один из посетителей, столяр, с физиономией, похожей на огурец.

– Ладно, – ответил Штайнер. – «Миколаш»?

– Нет, венгерского больше не надо. Дай-ка нам теперь доброй сливовицы.

Штайнер принес бутылку и стаканы.

– Выпей с нами, – пригласил столяр.

– На сегодня хватит. А то напьюсь.

– Ну и напейся. – Столяр потер свою огуречную физиономию. – Я тоже напьюсь. Ты представь: третья дочь! Сегодня утром выходит акушерка и говорит: «Поздравляю, господин Блау, третья здоровая дочка!» А я-то думал, что наверняка будет парень! Три девки, а наследника нет! Как тут не спятить? Как не спятить, Иоганн? Ведь ты же человек, можешь понять!

– Как не понять, – сказал Штайнер. – Стакан побольше?

Столяр грохнул кулаком по столу.

– Дьявольщина, ты чертовски прав! Вот в чем дело! Стаканы побольше – это идея! И как это я не додумался!

Они взяли стаканы побольше и пили целый час. После чего столяр окосел и начал клясться, что жена родила ему трех парней. Он с трудом расплатился и, шатаясь, отбыл в сопровождении собутыльников.

Штайнер убрал посуду. Он налил себе еще один полный стакан сливовицы и выпил. В голове у него гудело.

Он сел за стол и глубоко задумался. Потом встал и пошел в свой чулан. Порывшись в вещах, он извлек фотографию жены и долго глядел на нее. Он ни разу ничего не слышал о ней. Он никогда ей не писал, поскольку знал, что ее переписка перлюстрируется. Он думал, что она, наверное, уже развелась с ним.

«Дьявольщина! – Он встал. – Может, она давно уже с другим и забыла меня! – Он разорвал фотографию пополам и бросил обрывки на пол. – Надо выбраться из этой западни. Иначе я пропал. Я мужчина, я живу один. Я – Иоганн Губер, больше не Штайнер, и точка!»

Он выпил еще стакан, потом запер кафе и вышел на улицу. Недалеко от Ринга к нему пристала какая-то девица.

– Пойдешь со мной, котик?

– Да.

Они пошли рядом. Девушка испытующе наблюдала за Штайнером со стороны.

– Ты даже не взглянул на меня.

– Взглянул, – возразил Штайнер, не поднимая глаз.

– Непохоже. Я тебе нравлюсь?

– Да, ты мне нравишься.

– Что-то скоро у тебя получается.

– Да, – сказал он. – Это скоро получается.

Она взяла его под руку.

– А что ты мне подаришь, котик?

– Не знаю. Сколько ты хочешь?

– Ты на всю ночь?

– Нет.

– Как насчет двадцати шиллингов?

– Десять. Я работаю официантом, зарабатываю не много.

– Ты не похож на официанта.

– Есть люди, не похожие на президентов, а они – президенты.

Девушка засмеялась.

– Ты веселый. Люблю веселых. Ладно, пусть десять. Комната у меня красивая. Слушай, я тебя осчастливлю.

– Вот как? – сказал Штайнер.

Комната была красным плюшевым логовом с гипсовыми фигурками и салфетками на столах и креслах. На софе разместилась целая компания мишек, нарядных кукол и матерчатых обезьян. Над софой висела увеличенная фотография усатого фельдфебеля в полной парадной форме с вытаращенными глазами.

– Это твой муж? – спросил Штайнер.

– Нет, это хозяйкин благоверный. Он помер.

– Она небось рада, что избавилась от него, а?

– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – Она до сих пор ревет белугой, как вспомнит. Сказочный, говорит, был мужик. Строгий, понимаешь?

– А почему же она повесила его у тебя?

– У нее есть другой портрет. Большой и раскрашенный. Конечно, раскрашен только мундир, понимаешь? Помоги-ка мне расстегнуть сзади эти бретельки!