– Что это было? – спросила девочка.

– Это были «Немецкие танцы» Франца Шуберта, – хрипло произнес скрипач.

Старик рядом с ним рассмеялся.

– «Немецкие танцы»! – Он провел рукой по шраму на лбу. – «Немецкие танцы», – повторил он.

Секретарь зажег свет.

– Следующий, – сказал он.

Керн получил направление в отель Бристоль и десять талонов в столовую на Венцельсплатц[7]. Получив талоны, он почувствовал, что голоден. Он почти бежал по улицам, боясь опоздать.

Он не ошибся. Все места в столовой были заняты, и ему пришлось ждать. Среди посетителей он заметил своего бывшего университетского профессора. Он уже хотел подойти и поздороваться, потом опомнился и отказался от этой мысли. Он знал, что многие эмигранты не любят, когда им напоминают о прошлой жизни.

Потом вдруг он заметил, что вошел скрипач и в нерешительности остановился. Керн помахал ему. Скрипач удивленно посмотрел на него и медленно приблизился. Керн смутился. Когда он увидел скрипача, ему показалось, что они давно знакомы; только теперь он сообразил, что они ни разу не разговаривали.

– Простите, – сказал он. – Я слышал, как вы играли, и я подумал, что вы здесь ничего не знаете.

– Так оно и есть. А вы?

– Я здесь уже был два раза. Вы давно из Германии?

– Четырнадцать дней. Сюда я приехал только сегодня.

Керн заметил, что профессор и его сосед встали из-за стола.

– Там освободились два места, – быстро сказал он. – Пошли!

Они протискивались между столами. Профессор шел им навстречу по узкому проходу. Он неуверенно посмотрел на Керна и остановился.

– Мы не знакомы?

– Я был одним из ваших учеников, – сказал Керн.

– Ах так. Да… – профессор кивнул. – Скажите, вы не знаете людей, которым может понадобиться пылесос? Десять процентов скидки, оплата в рассрочку? Или граммофоны со встроенным радио?

Керн опешил, но только на мгновение. Профессор был крупнейшим специалистом в области рака.

– Нет, к сожалению, не знаю, – сказал он сочувственно. Он знал, что значит пытаться продавать пылесосы и граммофоны.

– Так я и предполагал. – Профессор посмотрел на него отсутствующим взглядом. – Прошу прощения, – произнес он, словно обращаясь к кому-то другому, и пошел прочь.

На обед был перловый суп с говядиной. Керн мгновенно опорожнил свою тарелку. Подняв глаза, он увидел, что скрипач сидит, положив руки на стол, не притрагиваясь к еде.

– Вы не едите? – спросил Керн с изумлением.

– Я не могу.

– Вы больны? – Грушевидный череп скрипача казался желтым и бесцветным в известковом свете голых лампочек, свисающих с потолка. – Надо есть, – сказал Керн.

Скрипач не ответил. Он зажег сигарету и глубоко затянулся. Потом отодвинул тарелку в сторону.

– Так нельзя жить! – вдруг выдохнул он.

Керн взглянул на него.

– У вас нет паспорта? – спросил он.

– Есть. Но… – Скрипач нервно раздавил сигарету. – Но так же нельзя жить! Без всего. Без почвы под ногами!

– Боже мой, – сказал Керн. – У вас есть паспорт и есть ваша скрипка…

Скрипач поднял глаза.

– При чем здесь это, – возразил он раздраженно. – Вы разве не понимаете?

– Понимаю.

Керн был безмерно разочарован. Он думал, что человек, который умеет так играть, должен быть чем-то особенным. Что у него можно чему-то научиться. И вот перед ним сидит отчаявшийся человек, который кажется ему упрямым ребенком, хотя он, Керн, лет на пятнадцать моложе. «Первая стадия эмиграции, – подумал он. – Ничего, успокоится».

– Вы действительно не будете есть суп? – спросил он.

– Нет.

– Тогда отдайте мне. Я еще голоден.

Скрипач пододвинул к нему суп. Керн медленно съел все. Каждая ложка вливала энергию, необходимую для сопротивления, и он не хотел потерять ни капли. Потом он встал.