– Отлично. Сами себе готовим конкурентов, – вздохнул я.

– Глупости, – фыркнула Ольга. – Без нас у нее ничего не выйдет. Заниматься мастерской сама она не сможет, слишком занята на предприятии рода, откуда ее никто не отпустит. А управляющие… это эрзац. Нет личного участия, нет профита и репутации в роду. А кроме того, добавлю, Капа намекнула, что искать сотрудничества с нами, то есть со мной, если быть точной, ей посоветовала одна хорошая подруга, жаловавшаяся на то, что ее любимый младший брат, повернутый на технике вообще и тактических комплексах в частности, своими сожалениями о несчастном случае, из-за которого такой интересный проект повис на волоске, прожужжал уши всей семье.

– Вот так новости. – Я замер. – А фамилия у этой «хорошей подруги» есть?

– Догадливый. Есть, конечно, но их род традиционно ею не пользуется, – довольно произнесла Ольга. М-да, в России есть только один род, представители которого даже в сказках Гербового приказа числятся не иначе как по имени-отчеству да личному прозвищу, если таковое было. А что, их и так все знают и ни с кем не перепутают. В конце концов, с начала письменной истории государства правящая династия не менялась.

– Ну, цесаревич… ну… – Я вздохнул и, справившись с накатившими эмоциями, договорил: – Осталось разобраться, почему он подвел именно Рюмину…

– Кирилл, не тупи, пожалуйста! – откликнулась Ольга. – В стране всего два концерна, занимающихся производством тактических комплексов. Гром-завод и Рюминские верфи, помнишь? Царской семье просто не нужно излишнее сближение и соответственно усиление Громовых и Бестужевых.

– А наше предстоящее бракосочетание как будто этому не поспособствует, – фыркнул я, но тут же осекся. – Стоп. Ничего не говори. Я понял.

– Что именно? – поинтересовалась Оля.

– Я ведь не имею отношения к Громовым, по крайней мере официального, так? К тому же сейчас я опричник, а значит, никаких политических дивидендов род Бестужевых от нашего союза не получит.

– Точно, – щелкнула пальцами моя невеста.

– Но ведь в этом случае и от сближения с опричниками Громовыми Бестужевы не получают ничего, кроме экономической выгоды, да и та будет не настолько велика, чтобы вызвать беспокойство царской семьи.

– А вот тут ты ошибаешься, – покачала головой Оля. – Опричным боярином был Георгий Громов, а твой дядя Федор клятвы опричника не давал и явно не торопится этого делать. И я не удивлюсь, если такое вот промедление и послужило одной из причин, почему цесаревич решил свести нас с Рюмиными, а не с Громовыми.

– Опять интриги. А ведь обещал, скотина венценосная! – поморщившись, заключил я.

– А вот это ты зря, – вдруг нахмурилась моя невеста.

– Да ну?

– Ну да, – передразнила Оля. – Суди сам. Наш род не настолько богат, чтобы организовать не то что завод по производству гражданских комплексов, но даже малое производство. Десять-пятнадцать машин в год – наш предел, зато с участием Рюминых мы вполне можем выйти на сотню-другую комплексов в год. Это понимаю я, это понимает Капитолина, это понимает и цесаревич, но, в отличие от нас с тобой и Капы, прямой выгоды от этого сотрудничества он не получит, из чего можно сделать только один вывод… Михаил просто нашел такой вот своеобразный способ извиниться за свою выходку на Дне тезоименитства его младшего брата… Да и подаренные «Визели» говорят о том же. Или ты считаешь, что и в этом его «подарке» есть второе дно?

– Помимо тех трех десятков «жучков» и фиксаторов, что вы с Жорой в них отыскали? Вряд ли. Вообще, может быть, конечно, ты и права, если не учитывать только что озвученной тобой же догадки о том, что таким образом цесаревич получил возможность поторопить дядю Федора с принятием решения о вступлении в опричную братчину и воплотить в жизнь желание не дать сблизиться родам Громовых и Бестужевых за счет совместных финансовых интересов, – заметил я.