– Хочу, – ответил Еничка.

– Вот видите, ребенок хочет! – ликующе провозгласила баба Фира.

– Мама, вы его не так спрашиваете, – вмешался Нема. – Еня, ты хочешь вырасти бандитом?

– Хочу, – ответил Еня.

– Вот видите, мама, – усмехнулся Нема, – нормальный еврейский ребенок, он хочет всего и сразу. Еня, ты хочешь ремня?

Еня подумал и заплакал.

– Ты таки поц, Нема, – заявила баба Фира. – Что ты делаешь ребенку нервы? Тебе жалко купить ему пару клавиш?

– А оно нам надо? Вам что, мама, надоело мирно жить с соседями?

– А что соседи?

– И вы еще говорите, что я поц! Они таки вам скажут спасибо и за Еню, и за пианино! Холера занесла сюда эту Цейтлину!

– Софа, – повернулась к дочери баба Фира, – скажи что-нибудь своему йолду[17].

– Мама, – устало ответила та, – оставь Нему в покое!

– Софочка, если твоя мама оставит меня в покое, ей станет кисло жить на свете.

– Ты слышишь, как он разговаривает с твоей матерью?

– Нема, оставь в покое маму!

– Так я ее должен оставить в покое или она меня?

– Меня оставьте в покое! Оба! У меня уже сил никаких от вас нет!

Софа не выдержала и расплакалась. Маленький Еня с интересом посмотрел на маму и на всякий случай завыл по новой.

– Вот видишь, Нема, – сказала баба Фира, – до чего ты своей скупостью довел всю семью.

– Я довел?!

– Не начинай опять. Так ты купишь ребенку пианино?

– Хоть целый оркестр!

– Хочу оркестр, – сказал Еня, перестав выть.

– Еня, я тебе сейчас оторву уши. Хочешь, чтоб я тебе оторвал уши?

Еня снова сморщил физионимию, готовясь зареветь.

– Тебе обязательно надо доводить ребенка до слез? – гневно поинтересовалась баба Фира.

– Мама, – проговорил Нема, сдаваясь, – вы на секундочку представляете, что скажут соседи?

– Соседи, – уверенно заявила баба Фира, – скажут спасибо, что мы не купили Еничке трубу.

Она нежно прижала к себе внука и поцеловала его в лоб. Еничка посмотрел на бабушку, затем на родителей и сказал:

– Хочу трубу.

Еничке купили пианино, и относительно мирный доселе дворик превратился в сумасшедший дом на открытом воздухе. Уже в девять часов утра звучал иерихонский глас бабы Фиры:

– Еничка, пора играть музыку!

Минут десять после этого слышны были уговоры, визги, угрозы, затем раздавался Еничкин рев, и наконец дворик оглашали раскаты гамм, сопровождаемые комментариями бабы Фиры:

– Еничка, тыкать пальцем надо плавно и с чувством!.. Нет, у этого ребенка таки есть талант!.. Не смей плевать на клавиши, мешигинер коп!..[18] Еничка, чтоб ты был здоров, я тебя сейчас убью!.. Ах ты умничка, ах ты хаес… Сделай так, чтоб мы не краснели вечером перед Кирой Самойловной.

Кира Самойловна лично взялась обучать Еничку. Денег за уроки она не брала, но всякий раз после занятия оставалась ужинать.

– У мальчика абсолютный слух, – говорила она, потупив глаза и пережевывая бабы-фирино жаркое.

– Если б у него был абсолютный слух, – отзывался Нема, – он бы одной рукой играл, а другой затыкал уши.

– Нема, тебе обязательно нужно вставить какое-нибудь умное слово, чтоб все видели, какой ты йолд? – рычала баба Фира. – Ты слышишь, что говорит Кира Самойловна?

– Я-то слышу, – отвечал Нема. – У меня-то как раз слух в порядке. Я даже слышу, чего она не говорит.

И он с усмешкой глядел на Киру Самойловну, которая немедленно заливалась краской.

Соседи по двору по-разному отреагировали на появление у Вайнштейнов-Гольцев пианино. Вася, к примеру, продолжая напиваться по пятницам, беготню за женой прекратил.

– Я так думаю, шо хватит нам во дворе одного артиста, – объяснял он.