Оставаясь в доме один, Димка стал испытывать страх одиночества. Он часто вспоминал тот день, когда тело отца опустили в мрачную глубину могилы. И сейчас было темно. Тьма окружала Димку со всех сторон, и он был одинок в этой темноте. Казалось, что в каждом углу притаилось что-то зловещее, неведомое. А ещё… чувство беспомощности и сиротства, бесшумное, как ледяная вода, медленно затопляло его душу.

Включив во всех комнатах свет, он сидел, вздрагивая от каждого шороха, а сердце так и норовило вырваться наружу, проломив грудную клетку. И тишина сгущалась, и часы накручивали свою пружину неумолимо и нещадно. В такие минуты ему не хватало отца. Так хотелось посидеть с папой вместе… вдвоём, погладить его небритую щёку, почувствовать его запах.

Уже позже Димка понял, как прав был отец – вокруг идёт игра в жизнь. Живое лицо подменили кукольным, любовь – занятием сексом (с кем угодно и с чем угодно). Думать, учиться, работать не надо, бросил монету и получи выигрыш. Всюду – пустые глаза и только смерть ставит точку в этой бесконечной игре.

Димка стал ненавидеть родной город. Его сплющенные автомобилями и киосками улицы напоминали саму жизнь: столь же неровную. Раньше, как рассказывал отец, каждая улица имели свои отличия: начиная от строений и до уютных магазинчиков, каждый из которых имел свой обаятельный, неповторимый образ. Сейчас же все магазины стали на одно лицо, а продукция дублировалась сотней тысяч торговых точек.

К тому же Москва – столица России, вообще, стала превращаться в тюркоязычный мегаполис. Азербайджанская мафия. Грузинская. Чеченская. Нелегальные общины вьетнамцев, группировки ингушей, дагестанцев. Полипы разрастались, жадно сосали питательные соки столицы. Но эти полипы выделяли и клейкую слизь, на которую со страхом ступала нога коренного москвича.

Ночью шумный город затихал, и тишина наваливалась ещё тяжелей, сдавливая квартиру. Юноша зависал в ней, в этой жуткости, которая льнула к стенам, пряталась по углам. «Хоть бы кто-нибудь пришёл», – думал он, тихо скуля, как потерявшийся щенок.

Однажды к нему что-то пришло. Димка уже видел это во сне, но впервые увидел это всё так близко. Выставив большие, ярко накрашенные губы и красочно переливаясь, оно что-то сладостно шептало ему, вызывая странные и волнующие чувства. Что ж, в дебрях нашего сознания обитает много такого, чему и названия-то сразу не подобрать…

– Ну, что нового в твоей «богемной» жизни? – столпились пацаны вокруг Димки.

– Ой, мальчики, – капризно надул свои пухлые губки юноша и округлил искрящиеся озорством глаза. – Чё я вам щась расскажю-ю. Он пришёл ко мне ночью. Не давал спать, волновал. Затем страстно имел моё юное тело; лизал, сосал, заставлял чувствовать. Одним словом – насыщался. Далее у нас самое интересное…

– Ты это о чём? – насторожился Олег.

– Нет-нет, – замахал руками Димка. – Все останутся в одежде.

– Ля у ля, – зло бросил Олег.

– А когда он удовлетворился, – продолжил, улыбаясь, Димка, – просто исчез. Грёбаный кома-ар!!!

Мишке показалось, что подвал захлебнулся в волнах громового хохота. Все ребята просто растекались от смеха. Даже Олег, перестав злиться на Димку, хрюкнул и сполз на пол. Смеяться он уже просто не мог, только судорожно всхлипывал. А Димка, внимательно разглядев Мишку, подошёл к нему и протянул руку:

– Дима.

– Миша.

Сжимая руку нового знакомого, Мишка почувствовал запах хорошего парфюма и удивился, какая у юноши тонкая кисть, а лицо, как у девчонки. Димка в свою очередь почувствовал, будто сунул руку в камнедробилку, но довольно прищёлкнул языком: