На пустых ящиках, склонив неестественно голову, спала пьяная женщина. Рядом сидела, ёжась всем телом, заплаканная девочка лет пяти и гладила её по голове. Вот и, получается, подумал Мишка, что только любовь помогает этим детям вынести всю боль своего ужасного положения. Почему же родительской любви не хватает пожалеть своих детей?

Вскоре парень вошёл в подземный переход, ведущий в метро. Сразу же пахнуло несвежим воздухом. Он внутренне напрягся, закаменел, предчувствуя встречу с обыденной, горькой жизнью. Жизнью, наполненной толчеёй и теснотой, гулом метро, безнадёгой, нищими старухами, которые, трясясь от болезней и старости, просят милостыню. А ещё калеками, шокирующими жуткими увечьями. И, конечно – сидящими цыганками, с вечно спящими младенцами на руках.

Мимо, расталкивая пассажиров, пробежала группа челноков с огромными клетчатыми сумками, набитыми заграничными шмотками. Мишка невольно обратил внимание, что многие женщины на станции метро были не с дамскими сумочками, а с сумками-баулами. В них можно было затолкать не только несколько пачек крупы или сахара, но и пять буханок хлеба.

У стены стоял с взлохмаченной головой парень в длинной шинели и каким-то бездонным голосом читал стихи. До Мишки донеслось:

«…Мой небосклон безоблачен и ясен,

На попе нет мимических морщин…

Не потому, что мир прекрасен,

А потому, что я – кретин».

В метро Мишка увидел человека, стоящего прямо у самого края платформы. Электропоезд, прибывший на станцию, яростно сигналя, чуть не коснулся его кед. Но человек тупо уставился в облицованную холодным мрамором противоположную стену и ничего не замечал. «Наверно, ему нечего терять в этой жизни», – подумал юноша. А ещё ему вспомнились слова из беседы студентов: «У нас опять на первое была капуста с водой, на второе капуста без воды, на третье – вода без капусты». Другой студент добавил: «У нас и того проще. Вчера кипятку наварили. Наелись до отвала».

Поезд привычно продолжал свой путь по тёмным лабиринтам столичного метро. Люди устало дремали, читали газеты или книги. И кругом – суровые, озабоченные, но больше недовольные лица.

В вагоне Мишку сразу же поразила своим убожеством и крикливостью реклама. Он с удивлением, по-новому взглянул на эти пёстрые картинки, где улыбающиеся девицы предлагали купить новую шубу, толстяки в очках – кредиты, семейки с оскаленными зубами – зубную пасту. Ему стало страшно. Он физически почувствовал, что эти рекламные образы готовы засосать его в свои сети, использовать и выбросить. Мишка зябко повёл плечами, настороженно оглянулся, но вокруг никто не замечал опасности.

Сидящий рядом мужчина слушал радиоприёмник. До Мишки донеслись слова диктора: «Город вновь захлестнула волна криминальных разборок. Семь трупов, взрывы и поджоги автомобилей в течение последней недели стали последствием жестокой войны между преступными группировками, сцепившимися между собой в войне за передел сфер влияния. И всё это происходит на фоне масштабной коррупции в правоохранительных органах». Мужчина выключил приёмник и прошептал: «Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела. А криминальных авторитетов и продажных ментов, что забыли о присяге, вычистят парни из «Белой стрелы…»

На одной из шумных от толпящихся продавцов домашним скарбом улиц, Мишка увидел мальчишку. Тот, сидя на маленьком стульчике, рисовал желающих. Некоторые прохожие останавливались, всматривались в готовые шаржи. Многие одобрительно кивали, платили и говорили: «А что, похож».

Какой-то щёголь, посмотрев свой шарж, зло бросил: «Сам дурак». Резко повернулся и под хохот толпы, быстро удалился. Мужчина поднял рисунок, развернул. Посмотрев сам, стал показывать столпившимся кругом людям. Потом, повернувшись к мальчику, сказал: