Они живут вчетвером – Андрей, девятнадцатилетняя Дина, шестнадцатилетний Славик и она, Аля, – у каждого своя комната, а всего комнат четыре. Да и зачем им общая гостиная? Все равно в этой семье не принято собираться всем вместе, и едят все в разное время, и в каждой комнате есть отдельный телевизор. И вообще жизнь у каждого своя. А Аля в этой семье выполняет функцию домработницы, если уж называть вещи своими именами.

Андрей на кухне пил чай и читал какой-то бизнес-журнал.

– Андрюша, я еду к маме. Ты, кажется, хотел ей что-то передать?

Брат встрепенулся, отложил журнал, потянулся к стоящему под столом кожаному портфелю. Всю жизнь Аля умилялась этой его смешной привычке: не оставлять портфель в прихожей, не уносить сразу к себе в комнату, а ставить под ноги в кухне. Так было и со школьным ранцем, и с модными студенческими сумками, набитыми книгами и конспектами, и с «дипломатами», и с дорогими кожаными изделиями, пришедшими несколько лет назад на смену ширпотребу. Надо же, ее брат из долговязого Андрюшки, к которому в детстве благодаря баскетбольному росту прилипло прозвище Дядя Степа, превратился в начальника отдела крупного банка Андрея Николаевича Лозинцева, а привычка так и осталась…

Он вытащил из портфеля и протянул сестре две видеокассеты.

– Вот, возьми, мама хотела посмотреть ремейк фильма «Лев зимой», который сделал Кончаловский, и сравнить с первой версией, где играла Кэтрин Хепберн. Я достал ей оба варианта.

Аля взяла кассеты, сложила в пакет – в сумочку они не поместятся.

Протянула руку, запустила пальцы в густую шевелюру Андрея, слегка потянула – это тоже из их детства: жест, которым они выражали нежность друг к другу. Правда, пока Андрей был совсем маленьким, он мог только тихонько дергать старшую сестру за пряди, а когда подрос, жесты у обоих стали совершенно одинаковыми, тем более что был он мальчишкой на редкость высоким, а Аля, наоборот, росточком не вышла, и несмотря на разницу в двенадцать лет, он уже к десяти годам мог свободно класть руку ей, двадцатидвухлетней, на голову.

– Устаешь ты с нами, Элечка? – виновато не то спросил, не то констатировал Андрей. – Свалились мы на твою голову… Никакой жизни у тебя с нами нет.

– Да глупости, Андрюшик, – ласково ответила она, – у меня все в порядке, и жизнь у меня нормальная. И даже в некотором смысле личная, – не удержалась Аля от усмешки.

– Достает тебя Динка, – вздохнул он. – Я же все слышу. Спасибо тебе, что не срываешься, терпишь. Ей ведь тяжелее всех приходится.

– Я понимаю. Славик придет с тренировки, разогрей ему жаркое, оно в кастрюле на плите. Ну, я пошла?

– Будь осторожна, ладно?

И это тоже было традицией, появившейся много лет назад. Высоченный Андрей с того самого момента, как перерос сестру на первые пять сантиметров, стал воспринимать ее как крошку-малышку, которую любой может обидеть. И уже лет с двенадцати просил ее быть осторожной каждый раз, когда та выходила из дома. Но что самое удивительное, Элеоноре никогда не приходило в голову, что это смешно. Просто братишка любит ее и таким способом проявляет свою любовь, что же в этом может быть смешного?

– Ладно, – абсолютно серьезно ответила она, – я буду осторожна.

– И позвони, как только доедешь до мамы.

– Хорошо, позвоню.

– И когда будешь выезжать от нее, тоже позвони.

– Андрюша, ты в это время уже будешь спать. Я поеду уже за полночь, дороги будут свободными, ну что со мной может случиться? Я езжу очень аккуратно, ты же знаешь.

– Вот как раз за полночь по дорогам гоняют пьяные, – упрямился брат. – Элечка, ну когда ты ездишь поздно вечером по личным делам, это я могу понять. Но неужели к маме тоже обязательно ездить на ночь глядя?