– Мариша, Дан, что-то произошло? – потребовал объяснений Гурбан.

Данила вкратце, без лишних подробностей, рассказал о случившемся.

– Похоже, им нужна была именно Мариша… – Командир озадаченно почесал щетинистую щеку. – Но зачем? И главное, как нашли ее здесь, в Питере? Мы вчера еще сами не знали, что здесь окажемся…

Данила кивнул. Совершенно верно, не знали. Решение об отправке диверсантов в Питер принималось уже под обстрелом ленинградских минометов.

– О вашем лежбище знал только лейтенант. Ну, тот татарин, что явился брать Стерха да припоздал. – Петров сунул руку в миску. – Значит, с ним надо побеседовать. Авось чего интересное об этих лысых расскажет.

– Кажется мне, недоброе затевается… – задумчиво пробормотал Гурбан.

Рядовой Петров взял бутылку, чтобы налить по чуть-чуть. Но вмешался алкаш, оставшийся без табурета. Мужик этот никуда не исчез – прямо на полу справившись со своей выпивкой, он решил восстановить историческую справедливость.

– Молодой человек! – поднявшись, навис он над обидчиком. – А ведь вы не правы! Очень не правы!

Его запухшие глазки сверлили затылок Петрова. Жидкие сальные волосы слиплись. Замусоленный костюмчик кое-где протерся, да так, что и на кожаных латках появились дыры. Кадык выпивохи судорожно приподнимался вместе с грязно-белым галстуком-бабочкой, повязанным прямо на голую шею.

И вот наконец рядовой Петров почтил его вниманием, но вовсе не для того, чтобы умолять о снисхождении:

– Слышь, свояк, а где нынче заседает Верховный совет?

– На том свете. – Рука алкаша поднялась, точно для крестного знамения, да так и зависла – в последний момент мужчина передумал и трижды сплюнул через левое плечо. – Всех советников наших, негодяев, жизни лишили.

– А новое руководство? – Петров сформулировал вопрос иначе. – Которое вместо убиенных?

– Комиссары, что ли? – Мужик заметно оживился. – Эти в Смольном обосновались, оттуда о народе нашем радеют… Выпьем же за них, за благодетелей наших. – Он с намеком протянул стакан.

Усмехнувшись, рядовой Петров хлюпнул ему граммов сто самогона.

– А себе? – Мужик прищурился – мол, подозрительные вы какие-то.

Петров налил и себе. Чокнулись, выпили. Мужик – с удовольствием, Петров – скривившись и сразу закусив капустой.

– И далеко отсюда до Смольного? – как бы невзначай спросил он.

Мужик вновь протянул стакан:

– Ты пока наливать будешь, я вспомню.

И он, Петр Егорович Синицын, коренной петербуржец, таки вспомнил и рассказал, как лучше пройти. А потом странные собеседники с девкой, замотанной в простыню, уто́пали, узнав, что тут недалече. Минут же через пару-тройку его, интеллигента в пятом поколении, из кабака выперли, потому как платить за выпивку было уже нечем – все спустил еще вчера, а меценатствовать никто не хотел и наоборот даже – грозились поколотить, чтобы не приставал, не клянчил самогон.

Пошатываясь, Петр Егорович выбрел на опустевшую улицу. Веселье сместилось к Неве, а тут стало спокойнее, тише. Он тяжко вздохнул. Обломался ведь последний шанс раздобыть хоть полсотни граммов на халяву – в толпе можно незаметно сунуть стакан наливающему, сойти за своего. А тут еще приспичило, спасу нет. Поразмыслив чуток, Петр Егорович решил, что достаточно удалиться за мусорный бак, чтобы справить нужду. Так и сделал. А пока он с удовольствием журчал, мимо кто-то прошел, бормоча вроде бы тихо, но отчетливо:

– Данила Сташев. Найти Данилу…

Застегнув штаны, Синицын боевым зигзагом поспешил за этим человеком. Может, у него выпить есть? Сфокусировав взгляд, он углядел в деснице впереди идущего заветный сосуд. Настроение, испорченное завсегдатаями «Завета Ильича», сразу улучшилось.