– Вы так хорошо знаете созвездия, – восхитилась Джесси.

– Благодарю, – наклонил голову Алан. – В молодости я даже хотел стать астрономом, но слишком уж мало им платят. Поэтому я решил стать физиком-теоретиком.

– А что, выдумывание новых элементарных частиц приносит хорошие деньги? – удивился Томас.

– Конечно нет, – признался Алан. – Но я разработал теорию, позволившую компании, в которой я трудился, создать новую систему энергосбережения для военно-морских судов. У нас для поощрения сотрудников практиковался принцип разделения прибылей, и мне достался один процент. Чтобы было понятнее – намного больше денег, чем я смог израсходовать в течение жизни. А я, можете мне поверить, очень старался.

– Наверно, хорошо быть богатым, – мечтательно произнесла Сьюзен.

– Это было не так уж плохо, – признался Алан. – Конечно, теперь я уже не богат. Когда подписываешь контракт, теряешь все. И не только деньги, но и всё остальное. Примерно через минуту станет ясно, что все усилия, которые я в своё время потратил на запоминание созвездий, окажутся напрасными. Там, куда мы направляемся, нет ни Ориона, ни Малой Медведицы, ни Кассиопеи. Это может показаться глупым, но не исключено, что созвездий мне будет не хватать гораздо сильнее, чем денег. Деньги, в общем-то, можно сделать всегда. Но сюда мы уже больше никогда не вернёмся. Так что я в последний раз вижу этих моих старых друзей.

Сьюзен шагнула вперёд и взяла Алана под руку. Гарри, насупившись, смотрел на экран своей ЭЗК.

– Ну вот, сейчас, – сказал он и начал обратный отсчёт. Когда он дошёл до «один», мы все уставились в окно.

В событии не было ровно никакого драматизма. Только что мы смотрели на одно звёздное небо, в следующую секунду – на другое. Стоило моргнуть – и ты не заметил бы самого момента изменения. И всё же сразу было видно, что это чужое небо. Ни у кого из нас, естественно, не было глубоких познаний Алана по части созвездий, но большинство способно найти в звёздной толчее хотя бы пояс Ориона и ковш Большой Медведицы. И вот их больше не было – различие, возможно, эфемерное, но при этом весьма существенное. Я оглянулся на Алана. Он стоял, застыв как столб, под руку со Сьюзен.

– Мы поворачиваем, – заметил Томас. Всё ясно видели, как звезды начали смещаться против часовой стрелки, а это означало, что «Генри Гудзон» изменил курс. Внезапно над нами показалась синяя громадина планеты Феникс. А над нею (или под нею, если глядеть нашими глазами) находилась космическая станция, настолько большая, настолько массивная и настолько деятельная, что мы уставились на неё как зачарованные.

В конце концов молчание было нарушено. Ко всеобщему удивлению, это оказалась Мэгги.

– На это стоит посмотреть, – сказала она. Все повернулись к ней, и Мэгги смутилась.

– Я вовсе не немая, – сказала она. – Я просто не люблю много говорить. Но это заслуживает хоть какого-то комментария.

– Да, это не шутки, – согласился Томас, вновь переведя взгляд на космическое сооружение. Рядом с этой штукой колониальная станция кажется жалкой, словно лужица блевотины.

– Сколько кораблей вы видите? – спросила меня Джесси.

– Не знаю, – ответил я. – Десятки. Может быть, даже сотни – не хочу считать. Я даже не думал, что такое количество звездолётов вообще может существовать.

– Если кто-нибудь из нас всё ещё считает Землю центром человеческой вселенной, – сказал Гарри, – то сейчас самое время пересмотреть эту теорию.

Мы стояли и смотрели в огромное окно на наш новый мир.

Моя ЭЗК зазвучала в 5. 45, что было странно, поскольку я собственноручно набрал приказ разбудить меня ровно в шесть. Экран светился, и на нём имелось сообщение с пометкой «СРОЧНО». Я пробежал послание глазами: