– Принесите Его Величеству ведерко, – шепнул Глостер телохранителю. Это распоряжение, безусловно, показалось обидным сэру Дальстону, однако он отошел в сторону, нашел потрескавшееся древнее кожаное ведро и поставил его у ног короля, как если б оно было полно ладана или мирры. Эдуард, казалось, наблюдал за ним какими-то остекленевшими глазами.

Ричарда охватил гнев. Любого другого человека он давно привел бы в сознание силой, однако брат его никогда в жизни не простит подобной обиды. Эдуард любил грубые потехи и был не прочь намять бока любому стражнику или собственному рыцарю, однако в подобных случаях всегда приходилось считаться с важным пунктом. Король не может позволить, чтобы его унизили или принудили что-то делать физической силой – в любой ситуации, какой бы несерьезной она ни казалась. Ричард не мог забыть участь сэра Фоланта де Гиза, сдуру решившего побороться с королем во время очередной пьянки и взявшего монаршью голову в захват. Эдуард претерпел такое обращение долю секунды, после чего сунул руку рыцарю между ног и чуть не оторвал от его тела мошонку… Воспоминание о крике сэра Фоланта заставило Глостера поджать губы.

Некоторое время они стояли в полном молчании – трое мужчин лицом к Эдуарду, сидевшему на табурете, покачиваясь и уставившись пустыми глазами в пространство. Он протянул руку по отполированному множеством ладоней прилавку и вдруг забарабанил по нему костяшками пальцев, так что все вздрогнули.

– Эля мне! – крикнул король. – Чтобы прочистить голову.

– Какого еще тебе надобно эля?! – раздраженным тоном воскликнул Ричард. – Или тебя не волнуют новости? То, что Уорик идет на север? И Джордж вместе с ним?

Последняя колкость, уже привычная, была произнесена для того, чтобы заставить Эдуарда встряхнуться, вывести его из расслабленного оцепенения. Несколько лет назад их брат влюбился в дочь Уорика. С потрясающим отсутствием какой-либо дальновидности Эдуард запретил этот брак, и молодые люди обвенчались втайне. Новые родственные связи и верность им поставили Джорджа на сторону Уорика, и когда их обоих обвинили в измене, они бежали вместе с дочерью графа, уже находившейся на сносях.

Ричард Глостер с неприязнью посмотрел на сэра Дальстона, откликнувшегося на просьбу короля и уже обходившего стойку, направляясь к откупоренному бочонку. Этот коренастый рыцарь относился к королю с тем же не подлежащим сомнению обожанием, что и его мастифы.

Дальстона нимало не занимало, насколько король уже пьян и до чего еще может дойти его опьянение. Для него имело значение только одно: король просил эля. И в таком случае король должен его получить.

Ричард смотрел, как его брат получил глиняную кружку, полную до краев темной, пенистой жидкости. Глаза Эдуарда радостно открылись, он с детской улыбкой принял сосуд в свои покрытые шрамами руки и принялся пить, отчаянно рыгая между глотками.

Наконец, монарх просиял, а потом вдруг перегнулся пополам, и его вырвало на покрытый тростником пол мимо ведерка.

Глостер дышал через нос, старательно зажимая кулак, так что внезапно напряглись мышцы его спины. Ощущение это заставило его немедленно разжать пальцы, иначе мышцы его могли превратиться в раскаленный пояс, стягивая его тело, словно веревками, или же ребра могли повернуться и застрять в неправильной точке. Неправильное движение могло на целые недели обречь его на острую, как от ножа, боль, без всякой возможности сократить ее срок. Тогда дыхание его сделается неглубоким, а лопатка вылезет наружу и будет упираться в панцирь.