Роли, предлагаемые Тодзио для учеников, не были взяты из пьес или литературы. В распоряжении мастера была огромная видеотека с записями тысяч обыкновенных, ничем не примечательных людей, молодых и старых, светлокожих и смуглолицых, веселых и печальных.

Никто из них не имел имени, и из жизни каждого была записана ровно минута.

– Вот нищий попрошайка, – говорил Хидэки, поигрывая пультом так, словно это была кисть для каллиграфии. – Это для вас, мистер О'Брайен… Рабочий с приисков Аляски подойдет мистеру Кампосу…

Тодзио учил вживаться в эти немудреные на первый взгляд роли, не роли даже, а жизни, вживаться полностью, до полного растворения, и вот здесь Виктору пригодился его актерский опыт. Но лишь частично.

Методы мастера «театра просветления» были совсем иными, чем у режиссера «Нового Глобуса».

Он заставлял учеников медитировать в тишине и неподвижности: каждый курсант часами разглядывал остановленное изображение того человека, роль которого ему предстояло сыграть.

– Смотрите, – наставлял он, – не надеясь на успех, очищая себя от мыслей, и истинная сущность откроется вам… Никакие рациональные размышления не помогут понять, как правильно двигаться и говорить в том или ином образе. Знание этого должна подсказать интуиция…

Сидеть и просто смотреть оказалось необыкновенно тяжело, особенно для деятельной натуры Виктора. Приходилось перебарывать себя, сражаться с желанием встать и заняться чем-либо еще или просто отвести взгляд…

Но потом, после часов скуки и мучений, подобно безмолвному взрыву, приходило понимание, как именно надо себя вести, чтобы сыграть пьяницу, религиозного фанатика или мелкого бандита, чтобы они казались не просто убедительными, а настоящими!

И Хидэки Тодзио оставался доволен. Иногда. Но все чаще и чаще.


1 августа 2217 года летоисчисления Федерации

Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага


– Сэр, господин полковник… разрешите обратиться! Пойманный у дверей в столовую, Фишборн не выразил удивления. Он величественно повернулся к спешно подходящему Виктору и самым бесстрастным тоном спросил:

– Что вам угодно, мистер Зеленский?

– Зачем все это делают с нами, сэр? Я помню, что вы обещали, не отвечать на такие вопросы, но вокруг творится слишком много странного и даже пугающего! И в то же время во всем чувствуется система! Мне кажется, мы имеем право знать, сэр! – все это Виктор выпалил на одном дыхании. Он прекрасно понимал, что подобные расспросы могут привести к очередному взысканию, но осознанно рисковал.

Курс специальной подготовки СЭС отличался рядом особенностей, которые нельзя было объяснить какой-либо рациональной необходимостью.

Во-первых, полностью отсутствовал какой-либо распорядок. Курсантов могли поднять и в шесть утра, и в девять. Единственным обязательным элементом оставалась пробежка, которая следовала за побудкой, завтрак, как и любой другой прием пищи, мог быть отменен или передвинут по времени.

Но и сам процесс поглощения пищи, в обычных условиях приносящий немало удовольствия, здесь вызывал лишь отвращение. Каждого из курсантов кормили именно тем, к чему он испытывал максимальную неприязнь.

Тем, кто не имел особенных пристрастий, приходилось питаться съедобными слизняками и тараканами.

Расписание обучения отличалось редкостной хаотичностью. В нем нельзя было уловить и намека на недельный цикл, присущий большинству учебных заведений. Нагрузки же были запредельные. Занимались по тринадцать-пятнадцать часов в сутки. Иногда проводились ночные занятия.

За время, проведенное на острове, Виктор обнаружил в организме несколько десятков новых мышц. Даже там, где им вроде быть не положено. И все эти мышцы постоянно ныли.