Андрей обнял меня за плечи. А я позорно разрыдалась. Сил не было, чтобы сдерживать поток слез.

— Умница. Сильная девочка, — бормотал Андрей, обнимая меня и раскачивая из стороны в сторону, точно ребенка.

Я рыдала, пряча лицо в вороте халата Андрея и цепляясь за его плечи.

— Ты ошибся, Андрей, мне не нужно было возвращаться, — всхлипывала я, обнимая друга. — Мне все еще больно. Очень. Ненавижу его!  Господи, как же я ненавижу его!

— И любишь, — вздохнул Андрей, поглаживая меня рукой по затылку.

Я не ответила. Все было предельно ясно. И от этой мысли мне становилось еще больнее.

***

Я не смог уйти далеко. Эдик, догнав меня возле лифта, схватил за шиворот и затолкал в первые двери, распахнутые настежь.

— Не благодари! — хмыкнул Медведев и захлопнул дверь за моей спиной.

Тело трясло от напряжения. Казалось, еще вдох, и меня разорвет от ярости и гнева. На себя, на нее, на Морина, на весь мир.

Первой под руку попалась стеклянная ваза. Я, словно в замедленной съемке, со стороны, смотрел, как стекло вдребезги разлетается, столкнувшись со стеной.

Мой мир погрузился в яркие вспышки. Пульс грохотал в ушах, сливаясь с треском ломающейся мебели и бьющейся посуды.

Осколки впивались в кулаки, но было плевать. Хотелось орать от собственного бессилия. Но все, что я мог сделать, чтобы хоть чуть-чуть заглушить боль, это превратить помещение в руины.

Точно так же, как и нашу с Музой квартиру. Я голыми руками разрушил все комнаты без исключения. А когда пришел в себя, понял, что только в этом доме могу дышать спокойно. Ведь эту квартиру я строил именно для Музы. И сюда я хотел привести любимую. Квартиру пришлось восстанавливать заново. И с каждым отремонтированным квадратом моя надежда на счастье крепла.

А сегодня – все разрушилось, как карточный домик.

Съехав по стене на пол, вытянул ноги. Все еще было трудно дышать. Но ярость утихла, оставив вместо себя опустошение и усталость.

Прикрыв веки, я гнал от себя лицо Музы, возникшее в моем больном воображении, ее глаза, полные слез со слипшимися ресницами.

И не заметил, как дверь тихо открылась. Хруст стекла под ногами незваного гостя сообщил мне, что визитер стоит рядом со мной.

— Вали на хрен! — пробормотал я, лениво приоткрыв глаза.

Согнув ногу в колене, смотрел на свои ладони. Мелкие порезы сочились кровью, но было плевать. Даже если сдохну сейчас от потери крови, плевать.

Андрюха сел рядом, упираясь спиной в стену. Услышал, как щелкнула зажигалка, а секундой позже Морин, кашлянув, выдохнул дым.

— Мне понадобился месяц, чтобы на ее лицо вернулась улыбка. Два месяца – чтобы она перестала рыдать по ночам. Три – чтобы смогла спокойно говорить о прошлом. Четыре – чтобы, услышав твое имя, она не билась в истерике. Пять – чтобы убедить ее, что она умница, красавица и вообще самая замечательная на свете. Шесть – чтобы она вернулась сюда и могла спокойно послать тебя в задницу, — тихо говорил Морин, смахнув пепел с сигареты на пол и передавая ее мне. Как когда-то в юности, когда мы еще были мелкими пацанами, пробовавшими курить за гаражами. — Сам понимаешь, старался не для тебя. Она никогда не впустит в свою жизнь мужика, окончательно не забыв тебя. Муза не воспринимает меня, как мужчину. Я для нее просто друг. Но это не на долго. Пройдет еще месяц, и ты останешься в прошлом. Я не займу твое место. У меня будет свое. И в отличие от тебя, я не просру его в постели проститутки.

— Следуешь четкому плану? — хмыкнул я, докуривая сигарету Морина и затушив окурок в осколках.

— Угадал, — скривился Андрей и поднялся на ноги. — Но выиграю именно я. Знаешь почему? Потому что ты ведешь себя как хренов идиот. А Муза – девочка с хрупким сердцем. Романтичная, юная девчонка. Но тебе этого не понять, придурок.