До сих пор еще не объяснено, каким образом марсиане могут косить людей так быстро и так бесшумно. Многие полагают, что они каким-то образом научились развивать невероятную температуру в замкнутых камерах, стенки которых абсолютно лишены теплопроводности. Эту конденсированную энергию они направляют на избранный объект, отбрасывая ее в виде пучка параллельных лучей при помощи параболического зеркала из неизвестного вещества, подобно тому, как параболическое зеркало маяка отбрасывает луч света. Впрочем, в деталях никто так и не разобрался. Но, как бы это ни делалось, совершенно очевидно одно: в основе лежит тепловой луч. Именно тепловой невидимый луч, а не луч видимого света. Все, что только может гореть, при его прикосновении моментально вспыхивает; свинец течет ручьями; железо тает; стекло трескается и плавится, а когда луч падает на воду, она мгновенно взрывается облаком пара.
В тот вечер около сорока человек пали под звездами близ ямы, их трупы были обуглены и обезображены до неузнаваемости, и потом всю ночь поле между Хорселлом и Мейбери оставалось безлюдным, его озарял свет пожаров.
В Чобеме, Уокинге и Оттершо о кровавой бойне узнали, вероятно, в одно и то же время. Когда произошла трагедия, лавки в Уокинге уже были закрыты, и множество людей, заинтересованных услышанными рассказами – торговый люд и прочие, – шло по Хорселлскому мосту и по дороге, окаймленной изгородями, которая выводила как раз на поле. Вы легко можете представить толпу молодых людей, которые, окончив дневные труды и приведя себя в порядок, воспользовались этой новостью, как они воспользовались бы, впрочем, любой новостью, чтобы пойти погулять в компании и невинно пофлиртовать. Вы легко можете представить, какой гул голосов раздавался на дороге в наступивших сумерках…
Разумеется, к этому времени лишь немногие в Уокинге знали, что цилиндр открылся, хотя бедняга Хендерсон уже отправил посыльного на велосипеде в почтовую контору со специальной телеграммой для вечерней газеты.
Когда гуляющие по двое-трое выходили на поле, то видели небольшие группки людей, которые что-то возбужденно обсуждали, посматривая на вращающееся над песчаным карьером зеркало, и это волнение, без сомнения, передалось вновь прибывшим.
К моменту гибели Делегации, то есть в половине девятого, в этом месте собралось человек триста, если не больше, не считая тех, которые свернули с дороги, чтобы подойти к марсианам поближе. Там было также три полисмена, причем один конный; следуя инструкциям Стента, они делали все возможное, чтобы сдержать толпу и не подпустить ее к цилиндру. Не обошлось, конечно, без ропота и свиста со стороны тех безрассудных и легко возбудимых личностей, для которых любое скопление людей – повод для шума и лошадиного ржания.
Как только марсиане показались из своего цилиндра, Стент и Оугилви, предвидя возможность столкновений, телеграфировали из Хорселла в казармы с просьбой прислать роту солдат для того, чтобы оградить этих странных существ от насилия со стороны людей. После этого они вернулись во главе злополучной Делегации. Люди, находившиеся в толпе, впоследствии описывали их смерть почти в точности так же, как она запомнилась и мне: три клуба зеленого дыма, низкая жужжащая нота и вспышки пламени.
Однако эта толпа зрителей была куда ближе к гибели, чем я. Их спасло только то обстоятельство, что нижняя часть Теплового Луча пришлась на песчаный пригорок, поросший вереском. Если бы параболическое зеркало было поднято на несколько ярдов выше, не осталось бы ни одной живой души, которая впоследствии могла бы рассказать о происшедшем. Они видели вспышки пламени, видели, как падали люди, видели, как незримая рука, если только можно видеть незримое, быстро приближалась к ним, поджигая кустарники в наступивших сумерках. Потом со свистящим звуком, который на время даже заглушил гудение, доносившееся из ямы, луч пронесся над их головами, при этом вершины буков, окаймлявших дорогу, вспыхнули, а в крайнем доме полопались кирпичи, вылетели стекла, занялись оконные рамы, и с треском обрушилась часть крыши.