Фэрфилд снова обратил взгляд на яму и увидел огромный колпак, похожий на бронзовый шлем, плавно встающий на трех ногах. Это была боевая машина. Огромный военный треножник, вернувшийся на землю тринадцать лет спустя, поднимался в клубах дыма от сотен горящих тел.

Все это произошло менее чем за минуту сразу после приземления цилиндра. Фэрфилд тут же осознал: раз уж мы заключили, что в момент приземления марсиане уязвимее всего, то и они пришли к тем же выводам – и приняли меры.

Верити Блисс, которая сидела в окопе медиков вместе с Фрэнком, была слишком далеко, чтобы в деталях все разглядеть, но быстро поняла, что случилось, – так она мне потом говорила. Огромный колпак первой боевой машины поднимался все выше над ямой. Верити схватила Фрэнка за ворот и силой вытащила из окопа.

– Бежим! Потом будет поздно!

До Фрэнка доносились крики раненых; он уже представлял себе, как выберется из окопа и вместе с отрядом побежит на помощь тем, кого еще можно спасти. Но он видел, что выбора нет: еще немного – и окоп будет разрушен. Он вылез наружу, и они с Верити побежали собирать своих людей с криками:

– Тем, кого сожгли, врач ни к чему! Бегите спасайтесь!

Но в то время как он бежал прочь от ямы, уходя таким образом все дальше в глубь Кордона, остальные спешили в противоположную сторону: артиллеристы вставали к орудиям, пехотинцы ныряли в окопы и палили в марсиан из винтовок.

Фрэнк оглянулся через плечо и увидел, что марсиане безбоязненно шли прямо навстречу огню. Боевые машины без колес двигались на трех ногах, и их походка была до жути знакомой. Это были треножники, похожие на перевернутые складные стулья, и они двигались с ужасающей скоростью. При их виде Фрэнка пронзили болезненные воспоминания тринадцатилетней давности. Даже в движении их металлический корпус оставался неподвижным, и огромная «голова» с капюшоном была отличной площадкой для ведения прицельного огня.

– Ложитесь, глупцы!

Чья-то твердая рука придавила Фрэнка к земле. Верити распласталась рядом. Он вывернул голову и увидел покрытое сажей, ухмыляющееся лицо Берта Кука. Его зубы белели в свете фонаря.

– Простите за столь грубое обращение, мисс.

Фрэнк запротестовал:

– Берт…

– Лежать, я сказал!

Кук продолжал придавливать их к земле, и боевая машина прошагала прямо над ними.

Извернувшись, Фрэнк увидел в воздухе колоссальную металлическую ногу, длиной в добрую сотню футов, и капюшон, который поворачивался туда-сюда. В огне костров, вспыхнувших там, где прошел тепловой луч, он заметил позади машины стальную сетку, которая вызвала у него самые жуткие воспоминания. Марсианин то и дело стрелял в разные стороны тепловыми лучами, но их не задел ни один. Фрэнк и все остальные остались лежать, целые и невредимые, а марсиане пошли дальше.

– Видите, что происходит? – прокричал Кук ему в ухо. – Они уничтожают пушки и технику. Люди, которые им противостоят, тоже попадают под луч. Но если ты покоришься – может, конечно, тебя случайно и затопчут…

– Они оставляют нас в живых, – сказала Верити.

– Именно. Потому, думаю, они и не пускают черный дым. И мы все понимаем, зачем мы им, так ведь? – он облизнул губы. – Они пришли собрать урожай. Потому что мы уже проиграли. Уже. О, вторая машина идет – ложитесь!

Он снова вдавил их в землю, и в воздухе мелькнули многотонные суставчатые ноги. Следом прошла третья машина, за ней четвертая.

– Вот это жизнь! – воскликнул Берт Кук, перекрикивая шум. – Вот это жизнь!

В ночь на вторник мне не спалось.

Я вернулась в Вест-Энд перед полуночью, когда должна была прибыть следующая волна – об этом вовсю судачили на улицах, а слухи в последнее время имели под собой вполне реальные основания. Я прогуливалась по ночной Стрэнд. Движение по улицам было запрещено, и шум машин не заглушал голоса прохожих и лязганье поезда, отходящего с Чаринг-Кросса – возможно, с солдатами. С севера, со стороны Ковент-Гардена, доносился смех и даже пронзительные звуки джаза – а затем послышался тонкий полицейский свисток. Режим Марвина так и не смог вытянуть из города все веселье – и даже марсианам это не удалось.