Этот бег напоминал что-то из глупого и счастливого детства, возрождал в памяти ощущение полной свободы и был особо приятен тем, что ни капли не утомлял. Скорость уже перевалила за сто пятьдесят; серая растительность неслась навстречу, сливаясь в пунктирные полосы. Тихон выбрал крупный пригорок и сделал мощный рывок, намереваясь от души насладиться полетом. Он на выдохе преодолел крутой склон и уже оторвался от земли, когда увидел, что внизу ничего нет. За гребнем начиналась пустота.

Если б Тихон был человеком, он бы обязательно закричал, ведь это самая логичная реакция на смертельную опасность. Логичная для людей. Тихон сжался в комок, вытащил себя из механических членов танка, сгруппировался в сверхплотную материальную точку и… вновь очутился на серой равнине.

– Где я? – ошалело спросил он.

– Всё там же, на полигоне. Ты надеялся, что он бесконечный? Слишком большая роскошь.

– Так это был обман?

– Симулятор. Кто тебе позволит гробить настоящую технику? Над пропастью не испугался?

– Немножко, особенно в последнюю секунду. Там было что-то такое…

– Инстинкты. В командный блок заложено несколько базовых законов, в том числе – самосохранения и самоликвидации. Оказываясь в безвыходном положении, ты уничтожаешь себя и по возможности противника. Это трудно. Суицид мучителен даже для танка.

– И как часто приходится это делать?

– Каждый раз, когда нас побеждают. Всегда.

– Поэтому в Школу и набирают одних…

– Заболтались мы, – недовольно произнес Игорь. – Двигаешься нормально, теперь попробуй поохотиться. Переключаю на субъект стрелка, расслабься.

После такого совета Тихон невольно пошевелился, но машина осталась на месте. Это было похоже на паралич: Тихон бился изо всех сил, чтобы хоть чуть-чуть сдвинуться, однако ноги не слушались, их как будто и не было.

– В паре со вторым оператором легче, – проговорил лейтенант. – Каждая психоматрица занимает свою нишу, и роли четко распределяются. А сейчас ты не только стрелок, но и немножко водитель, вернее, тебе так кажется. Да не дергайся ты! Работай руками.

Тихон сжал кулаки, и в пасмурное небо полетели четыре редких светящихся очереди.

– Здесь всё намного сложнее, с бегом не сравнить. Научишься хорошо стре-лять – станешь оператором, не научишься…

– Сброс до жопы, – невесело вспомнил он. – А как научиться-то?

– Пробуй, – коротко отозвался лейтенант.

Энергии, которую сжег Тихон, хватило бы на годовое освещение среднего города. Незримо присутствовавший Игорь упорно молчал – то ли не хотел мешать, то ли не знал, как помочь.

Тихон барахтался сам: сгибал и разгибал локти, водил плечами, складывал из пальцев какие-то фигуры. Машина откликалась, но всё время по-разному. Через несколько часов вокруг не осталось ни одного куста, ни единой травинки, а Тихон так и не уяснил, каким образом пушки связаны с руками.

Он в сердцах впечатал бесплотный кулак в воображаемую ладонь, и все шесть орудий разразились непрерывными залпами. Шквальный огонь продолжался до тех пор, пока не иссяк накопитель. Тихон испытал тревожное чувство сродни кислородному голоданию и нетерпеливо прислушался к организму: реактор учащенно пульсировал, наполняя батареи жизнью.

– Они никак не связаны, – сжалился наконец Игорь. – Руки и пушки – что у них общего?

– Но ходьба и ноги…

– То же самое. Не ногами ты ходишь, а головой, ясно? Ты ведь не думаешь о том, как оторвать пятку от земли, перенести ее вперед и так далее.

– Движение – это что-то понятное, но стрельба… У человека нет такого органа.

– А у танка есть. Видишь вон ту канаву? Разозлись на нее, обзови, ударь!