– Оставь, – махнул рукой Император. – Хочу тебе спасибо сказать, что город всё же держишь. Караульщик у ворот ночью сидел, как положено… Расскажи мне, что в Империи творится. Вкратце, по слухам… мне уже поведали. Но то был старик‑дозорный, а мне надо…

– Повиновение Императору, – и голова, донельзя счастливый, что может вести речь не о недоимках и недородах, а о делах, достойных мужа, сиречь о битвах и войнах, заговорил.

Оказалось, что дед‑караульщик если в чём и ошибался, так это в незначительных мелочах. Пираты действительно уже не «пошаливали», а дочиста выметали побережье от полуденного острия Пенного Клинка до башни Солей. И мало того, что выметали, – пытались укрепиться, создать свои разбойничьи анклавы, действуя не только силой, но и хитростью – измученным набегами и хаосом поселянам и горожанам они обещали покой, защиту, мир, если только те повернутся спиной к Империи и помогут находникам закрепиться здесь.

– А кое‑где и закрепились, как я слышал, – сипел в ухо Императору голова. – Не менее как в семи местах… – и он перечислял названия приморских рыбацких местечек, особенно страдавших от морской вольницы.

– Что на востоке?

Голова потупился.

– Последние вести пришли, перехлестнули они через Вал. Теперь за них бьёмся, но, мой Император, сами помните – степи там ровные, что твоя тарелка, есть где ихней коннице разгуляться…

– Тарвус и Клавдий?

– Оба там, мой Император.

– Отлично, – холодно сказал правитель Мельина. – Дашь мне поутру эскорт до столицы.

– Всё будет исполнено. Хотя… волки, мой Император… угроза, которой нельзя пренебрегать…

– Ну и что? – Император прожёг взглядом враз вспотевшего голову. – У тебя же нет под рукой полной когорты панцирников, что обеспечили бы мне безопасность? Значит, обойдёмся теми, кто есть. Сорвиголовы, надеюсь, у тебя ещё остались?

– Так точно, остались, государь.

– Отлично, – повторил Император. – А теперь самый главный вопрос, голова: что с Радугой? Ты много говорил о том, кто и где бьётся, но о магиках ни слова не сказал.

Голова снова потупился.

– Что ж про них говорить, повелитель… Стихли они. Как твоя милость им задницу‑то надрала… ох, простите великодушно старика, не привык изячным слогом изъясняться…

– Ничего, ничего. Говори, как думаешь, – подбодрил собеседника Император. – Так что с ними случилось?

– Стихли, словно как и не было их, – пояснил голова. – Тише воды, ниже травы. Им бы вылезти, особливо после того, как твоя милость… пропали, в общем. Ан нет. Головы не подняли. У нас тут в городе своих магиков‑то нет, обходимся… знахари да ведуны, те, что искусство от отца к сыну альбо от бабки к внучке передавали – они да, проявились. Дождик там вызвать или жуков‑тлей поморить – это у них получается. И, по правде сказать, нам иного не требуется. Ну, кроме как болести лечить, конечно. Мы люди простые; нам бы день прожить – и слава Спасителю.

Ну, конечно. Как он мог забыть?

– А Церковь? Иерархи чего?

– Опосля битвы под Мельином, когда они все твердили, что вот‑вот конец света наступит, – хохотнул голова, – народ над ними смеялся немало. Мол, сели голым гузном на ежа преподобные отцы. Люди рассказывали, кое‑где даже храмы позакрывались, многие отцы святые в побег ушли. У нас, правда, не так. И в лучшие‑то времена только одна церковь и имелась, а незадолго до беды преставился старый наш отец Никодимус, нового нам прислали. Отец Августин хоть и молод, а к службе рьян, и слово поучения у него всегда найдётся, и слово утешения. Опять же, мелкая магия ему удаётся – как правило, если ребёнок заболеет или женщина от тягости разрешиться не может. Худого про него не скажу. И народ над ним не смеялся. И почтение к вере сохранил. Я так мыслю – по нынешним временам это дорогого стоит.