К его удивлению, отчисления с Нивок поступали регулярно. В отличие от той же Вокзальной.

– Меня зовут Сергей Ким. Ну, кролики и хомяки! Мясо! Это благодаря мне! Вы должны знать…

– Разберёмся, – лениво обронила девушка в балахоне.

Через минуту путников окружили женщины в камуфляжных комбезах не первой свежести. Кое-кто щеголял потёртыми спецназовскими беретами и вязаными шапочками. На Лектора и Сайгона наставили стволы автоматов со штыками. Оружие у дамочек было в лучшем состоянии, чем одежда.

Путников повели к станции, подгоняя прикладами. Хорошо хоть не штыками… Пару раз Сайгону очень болезненно двинули в поясницу. Сзади то и дело раздавалось хихиканье. Чувствовалось, что дамочки получают удовольствие, причиняя мужчинам боль. Развлечение у них такое.

Сайгон стиснул зубы, чтобы не выругаться. Не надо усугублять. Лук, пистолет, шестерни и нож у него отобрали. Рюкзак перекочевал к долговязой амазонке, на щеках которой краснели подростковые прыщи. Девушка оказалась не из любопытных, в рюкзак не заглянула, а то плакали бы сбережения Сайгона. И вот что забавно: к Лектору относились мягче – потому что у бродяги не оказалось оружия. Дурно пахнущая набедренная повязка не в счёт.

– А по какому праву, собственно?! – возмутился Сайгон. – Между станцией Святошин и суверенной станцией Нивки существуют определённые соглашения, и я…

Его монолог оборвали массажем почек посредством приклада.

Чем ближе к станции, тем веселей. Казалось, дамочкам вот-вот надоест развлекаться – и раздастся грохот, и пуля перешибёт Сайгону позвоночник у основания черепа. Или продырявит затылок. Или… С удивлением он понял, что пленники и конвой уже выбрались на платформу.

На станции было темно, хотя по всем прикидкам уже настало утро. Пора бы включить центральное освещение вместо едва заметного дежурного.

Что Сайгону известно о Нивках? То, что и всем: мелкого заложения, платформа островного типа. Всё точь-в-точь, как о ней рассказывали караванщики, эти разносчики болезней и слухов. На станции есть два подземных вестибюля, где вроде как расположены фермы и прочие хозяйственные подразделения. Вот бы Сайгону туда прогуляться, посмотреть. Но ведь барышни не пустят… Темно. Ряды спящих прямо на полу и на тонких подстилках. Тут что, не знают о существовании кроватей?

– Босс, у них всё наоборот, – пояснил Лектор, заметив недоумение Сайгона. – Они время выставили на часах иначе. На станции только-только наступила ночь. А кровати они считают символом рабства. Мужчины много лет эксплуатировали женщин в постели, чуть ли не насиловали. Кровать на этой станции – табу.

Сайгон мысленно выругался. Пацюк закусай! Всё у этих баб не как у людей!

– Тут сядьте. Вставать, самостоятельно передвигаться запрещено. Громко разговаривать запрещено. – К ним подошла женщина лет сорока, с головы до ног укутанная в тряпьё. Косынка чуть сдвинулась, было видно, что череп у женщины обрит. Она принесла путникам тёплую, слегка солоноватую воду в бутылке из прозрачного пластика. Ногти на пальцах она стригла «под мясо».

Конвой, как по команде, снял головные уборы и расстегнул камуфляжные куртки, ловко действуя накрашенными ногтями. Мужскому взору открылся приятный вид. Ведь под куртками у длиннокосых девиц не было ни одежд, ни белья, зато мать-природа щедро наделила их женственностью. Прям цветы жизни, распустившиеся в подземелье. Вот где Андрюшке надо выбирать жену, когда вырастет. На Святошине таких красоток нет.

Сайгон поёжился, представив девушку-конвоира в роли своей невестки. Спасибо, не надо. Лучше пусть сына окрутит святошинская простушка: с лица воду не пить, главное, чтоб человек был хороший…