– Как вы славно спели! – сказал он.

Николай не отвечал.

– Вы каким чином поступаете в полк? – спросил он, чтобы спросить еще что-нибудь.

Николай, не соображая, что Пьер был нисколько не виноват в неприятности, сделанной ему Верой, и в надоевшем ему приставании Жюли, зло посмотрел на него.

– Мне предлагали хлопотать о зачислении меня камер-юнкером, и я отказался, потому что хочу быть обязанным только своему достоинству положением своим в войске, а не сесть на голову людям, достойнее меня. Я иду юнкером, – прибавил он, очень довольный тем, что сразу умел показать новому знакомому свое благородство и употребить военное выражение: «сесть на голову», – которое он только что подслушал у полковника.

– Да, мы всегда спорим с ним, – сказал Борис. – Я не нахожу ничего несправедливого поступить прямо майором. Ежели ты не достоин этого чина, – тебя выключат, а достоин, то ты скорее можешь быть полезен.

– Ну, да ты дипломат, – сказал Николай. – Я считаю это злоупотреблением для себя и не хочу начинать злоупотреблением.

– Вы совершенно, совершенно правы, – сказал Пьер. – Что это, музыканты? Танцевать будут? – робко спросил он, услышав звуки настраивания. – Я ни одному танцу никогда не мог выучиться.

– Да, кажется, маменька велела, – отвечал Николай, весело оглядывая комнату и мысленно выбирая свою между дамами. Но в это время он увидал кружок, собравшийся около Берга, и вернувшееся к нему хорошее расположение духа опять заменилось мрачным ожесточением.

– Ах, прочтите, господин Берг, вы так хорошо читаете, это, должно быть, очень поэтично, – говорила Жюли Бергу, который держал в руке бумажку. Николай увидал, что это были его стихи, которые Вера, из мщенья, показала всему обществу. Стихи были следующие:

Прощание гусара

Написав стихи и передав их предмету своей страсти, Николай думал, что они прекрасны, теперь же он вдруг находил, что они чрезвычайно дурны и, главное, смешны. Увидав Берга со своими стихами в руках, Николай остановился, ноздри его раздулись, лицо побагровело, и он, сжав губы, быстрыми шагами и с решимостью размахивая руками, направился к кружку. Борис, вовремя увидав намерение, перерезал ему дорогу и взял за руку.

– Послушай, это будет глупо.

– Оставь меня, я его проучу, – порываясь вперед, говорил Николай.

– Он не виноват, пусти меня.

Борис подошел к Бергу.

– Эти стихи написаны не для всех, – сказал он, протягивая руку. – Позвольте!

– Ах, это не для всех! Мне Вера Ильинична дала.

– Это так прекрасно, тут есть что-то очень мелодичное, – сказала Жюли Ахросимова.

– «Прощанье гусара», – сказал Берг и имел несчастие улыбнуться.

Николай уже стоял перед ним, держа близко к нему свое лицо и глядя на него разгоряченными глазами, которые, казалось, насквозь пронзали несчастного Берга.

– Вам смешно? Что вам смешно?

– Нет, я ничего не знал, что это вы…

– Какое вам дело, я или не я? Читать чужие письма не благородно.

– Извините, – сказал Берг, краснея и испуганно.

– Николай, – сказал Борис, – мсье Берг не читал чужих писем… Ты теперь наделаешь глупостей. Послушай, – сказал он, кладя в карман стихи, – поди сюда, мне нужно с тобой поговорить.

Берг тотчас же отошел к дамам, а Борис с Николаем вышли в диванную. Соня выбежала за ними.

Через полчаса вся молодежь уже танцевала экосез, и Николай, переговорив в диванной с Соней, был такой же веселый и ловкий танцор, как и всегда, сам удивлялся своей вспыльчивости и досадовал на свою неприличную выходку.