Я пытаюсь возразить, но потом понимаю, что у меня нет сил спорить. Я тоже не помню, когда последний раз спал.

– А знаешь что, Тодд? – говорит мне мэр. – Твой Шум стал гораздо тише, клянусь!

И…

Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

Он посылает эти слова мне в голову, и я снова становлюсь невесомым…

От этого чувства Шум как будто исчезает…

От чувства, о котором я так и не рассказал Виоле…

(потому что кошмары войны тоже улетучиваются, и мне больше не нужно без конца прокручивать их у себя в голове…)

(но за этой легкостью вроде бы слышится что-то еще…)

(тихий гул…)

– Убирайся из моей головы! – говорю я. – Предупреждал же, если ты еще раз попытаешься мною управлять…

– Я и не лез в твою голову, Тодд, – говорит мэр. – В этом вся прелесть. Ты сам это делаешь. Надо только потренироваться. Считай, это подарок.

– Не нужны мне твои подарки!

– Ну конечно, – улыбается он.

– Господин Президент! – снова перебивает нас мистер Тейт.

– А… капитан! Ну что, получили первые сведения от разведчиков?

– Пока нет, – отвечает мистер Тейт. – Ждем их сразу после рассвета.

– Тогда-то нам и доложат, что лишь небольшое движение замечено на севере, у берега реки, которая слишком широка и глубока для перехода вброд, а также на юге, вдоль цепочки холмов – они слишком далеко и эффективно атаковать оттуда невозможно. – Мэр поднимает глаза на вершину холма. – Нет, они ударят с запада. В этом я не сомневаюсь.

– Я пришел не поэтому, сэр. – Мистер Тейт поднимает в воздух стопку аккуратно сложенной одежды. – Непросто было отыскать ее в завалах собора, но она оказалась почти нетронутой.

– Отлично, капитан! – с неподдельным удовольствием в голосе говорит мэр, забирая у него стопку. – Просто великолепно.

– Что это? – спрашиваю я.

Ловким движением мэр встряхивает и разворачивает одежду: ладно скроенный бушлат и брюки такого же цвета.

– Моя генеральская форма! – объявляет он.

Я, мистер Тейт и все сидящие у ближайших костров солдаты наблюдаем, как он снимает свою старую, забрызганную кровью, насквозь пропыленную форму и надевает новенькую – темно-синюю с золотистыми полосками на рукавах. Разгладив ее, он поднимает на меня сверкающие глаза:

– Так начнем же битву за мир!

Мы с Желудем въезжаем в город и пересекаем главную площадь. Небо вдалеке чуть розовеет: скоро рассвет.

Я до последней минуты не спускала с Тодда взгляда. Неспокойно мне за него… Что-то не так с его Шумом. Даже когда я уезжала, он все еще был размыт: подробностей не разглядишь, только яркие пятна чувств.

(…но даже этих пятен хватало, чтобы все понять, пока он не смутился и не спрятал их подальше, – почти физические ощущения, без слов, сосредоточенные на моей коже: ему так хотелось ее гладить, а мне в ответ хотелось…)

…и я снова спрашиваю себя: быть может, у него шок, как у Ангаррад? Быть может, он насмотрелся в бою таких ужасов, что теперь даже не видит, как изменился его Шум?.. При мысли об этом у меня сжимается сердце.

Еще одна причина, чтобы положить конец войне.

Я покрепче запахиваю куртку, которую мне дала Симона. На улице очень холодно, и я дрожу, но при этом потею, а значит, как я помню из целительских курсов, у меня жар. Задираю рукав и заглядываю под повязку. Кожа вокруг обруча все еще красная и припухлая.

А вверх по руке ползут красные полоски.

Полоски означают инфекцию. Причем серьезную.

Я опускаю рукав и пытаюсь не думать об этом. И еще о том, что я скрыла свою болезнь от Тодда.

Ведь сейчас главное – найти госпожу Койл.

– Так, – говорю я Желудю, – она часто вспоминала океан. Может, на самом деле он не так уж и далеко?