Прости меня, девочка, прости…
Но времени нет…
Ни на что, кроме войны…
– Держи! – кричит мэр, впихивая мне в руки новую винтовку…
И мы с ним бросаемся на врага во главе небольшого отряда…
Небольшой отряд – против целой толпы спэклов…
Я поднимаю винтовку…
И спускаю крючок…
БАХ!
От грохота я закрываю глаза и не вижу, куда попал, но вокруг все равно почти ничего не видно из-за дыма. Ангаррад подо мной кричит, но скачет вперед, и доспехи спэклов с треском разлетаются на куски под непрекращающимся огнем, а на нас летит град стрел и все вокруг озаряется белыми вспышками, и я от страха не могу даже дышать и просто палю во все стороны из винтовки, не видя, куда летят пули…
А спэклы все идут, перебираясь через тела поверженных… Их Шум широко раскрыт, и Шум наших солдат тоже, и у меня такое чувство, что вокруг гремит сразу тысяча войн, а не одна, потому что в головах мужчин и спэклов она прокручивается снова и снова, так что весь воздух и небо и мой мозг и душу доверху наполняет война, и она лезет у меня из ушей, изо рта…
Как будто ничего другого я не знал в своей жизни, как будто она была всегда и всегда будет…
И тут я чувствую, что какое-то шипение мне обжигает руку, я машинально шарахаюсь в сторону и вижу спэкла, который направил на меня белую палку, и вижу черное пятно на рукаве своего бушлата, от пятна вьется дымок, а кожа под ним горит, как от сильного шлепка…
До меня доходит, что я чуть не потерял руку: если бы вспышка пронеслась двумя сантиметрами левее…
БАХ!
За спиной гремит выстрел…
Это мэр, он снова пристрелил спэкла.
– Ты уже дважды обязан мне жизнью, Тодд.
С этими словами он опять бросается в бой.
Брэдли открывает рот, но Симона отвечает первой:
– Сможем.
– Симона!.. – осаживает ее Брэдли.
– Но по кому именно мы должны ударить? По чьей армии? – спрашивает она.
– По спэклам, конечно! – восклицает госпожа Койл.
– Минуту назад вы хотели остановить президентскую армию, – напоминает ей Брэдли. – А Виола сказала, что вы пытались ее убить из каких-то личных побуждений. С какой стати мы должны вам доверять?
– Не должны, – вставляю я.
– Даже если я права, дитя?! – Госпожа Койл тычет пальцем в картинку: – Они вот-вот проиграют битву! Посмотри, вон там спэклы прорвали нашу линию и уже хлынули к городу.
Тодд, думаю я. Беги!
– Можно нанести удар по подножию холма, – предлагает Симона.
Брэдли в ужасе поворачивается к ней:
– Да мы же только приземлились! И первым делом убьем тысячу туземцев, с которыми нам делить эту планету всю оставшуюся жизнь?
– Она будет очень недолгой, если сейчас же не предпринять решительные меры! – практически кричит госпожа Койл.
– Мы их только припугнем, покажем нашу силу, – пытается урезонить Симона Брэдли. – Чтобы они прекратили наступление и согласились на переговоры…
Госпожа Койл громко цокает.
– С ними нельзя договориться! – возмущается она.
– Вам уже удавалось, – говорит ей Брэдли и снова обращается к Симоне: – Слушай, ты правда хочешь ввязаться в эту войну? Даже не зная, кому можно доверять, а кому нет? Просто ударим по ним ракетой и будем надеяться на лучшее?
– Там же люди умирают! – вопит госпожа Койл.
– Люди, которых вы только что просили УБИТЬ! – орет в ответ Брэдли. – Если президент действительно устроил геноцид, они пришли мстить, а наше вмешательство только подольет масла в огонь!
– Хватит! – резко обрывает его Симона, и мы все сразу понимаем, кто тут главный. Брэдли и госпожа Койл умолкают. А потом Симона спрашивает: – Виола?
Все переводят взгляд на меня.
– Ты ведь здесь жила, – говорит Симона. – Что нам делать?