К вечеру противник вёл огонь по Заходь-Гари, состоящей из 17 домов и расположенной метрах в 400 позади нашего батальона. Там находится наш большой хозяин – командир полка. К нему приехал бригадный комиссар. В честь его приезда противник и открыл огонь.

Немцы пристрелялись к Заходь-Гари и точно бьёт по деревне. Пристрелялся и к нам. Мы расположились в смешанном лесу, на узкой песчаной гряде. У нас несколько блиндажей, покрытых брёвнами в два наката. Внутри низко и темно. Свет падает только со стороны двери, вдоль стен сделаны земляные нары для отдыха. Впереди нас располагается рота связи. Метрах в 300 от нас – река Кунья. На её западном берегу расположены две наши миномётные роты. Ещё впереди, на открытом поле, на месте трёх деревень Царёво, Малиновка и Заплатино расположены стрелковые роты 3-го батальона, им придана часть наших миномётов. Два остальных батальона растянулись полукругом вокруг отметки 74,2 против боевого охранения противника. Эту отметку прикрывает болото. Немцы минировали болото, наставили различных заграждений, и кроме того, путь, который ведёт от боевого охранения немцев к своим частям, расположенным по реке Ловать, охраняется двумя-тремя танками, которые сопровождают каждый раз кухню и смену боевого охранения.

Вчера весь день самолёт противника фотографировал наши позиции, и никто не мешал ему. К вечеру, часам к 18-00, противник начал свой обычный обстрел. Во время обстрела я проходил по мостикам, проложенным через болото. Около меня, метрах в пятидесяти, упал снаряд в воду, но на моё счастье, не разорвался. Я только искупался в болотной грязи. Мои товарищи видели всю эту картину из блиндажей и, когда я подошёл к ним весь измазанный, в тине и грязи, они встретили меня громовым хохотом.

14 мая 1942 года. Сегодня ночью и утром было тихо. Мы шутили: "Господин фон обер-лейтенант, – как нам сказал пленный – командир артиллерийского дивизиона, обстреливавшего наши позиции, – уехал на своей машине в Ригу, на бал, а оставшиеся за него фельдфебель и ефрейтор, не хотят стрелять без него".

Уже май. Весенний вечер, тёплый и тихий. Распускаются деревья. В лесу пахнет берёзой, молодые клейкие листочки блестят на солнце. Тишина. На нашем участке фронта, протяжении десятков километров, не слышно выстрелов. Под влиянием этой тишины и весеннего вечера, мы с командиром батальона лейтенантом Сорокиным, также настроились лирически и решили отужинать не в блиндаже, а в домике, расположенном на окраине деревни Заходь-Гарь, где был наш взвод снабжения и кухня, который мы называли ДКА (Дом Красной Армии).

В приятном расположении духа мы сели за крестьянский стол, покрытый скатертью. Наш батальонный повар Иван Александрович Ершов подал нам сразу суп, жареную картошку с мясом, и мы приступили к обеду. Но не успели съесть и двух ложек супа, как около нашего окна разорвался снаряд, другой, третий. Дым и пыль окутали весь дом, полетели стёкла из окон. И когда мы, оправившись от испуга, осмотрелись кругом, то оказалось, что все в доме остались живы, всё обошлось благополучно, только повозочного, спавшего на печи, ранило небольшим осколком. В наших тарелках плавали щепки и мусор, в жареной картошке блестели стёкла. Ужин был сорван. Есть больше не хотелось. Время – 20-00. Аккуратный немец запоздал с обстрелом. "Господин фон Бок вернулся с бала!".

Из дома получил письмо, в котором сообщалось, что одиноких женщин и девушек приписывают в зенитчицы, прожектористки, связистки.

Вечером в наше расположение прибыли разведчики полка, решили обосноваться, немец их выжил из деревни. Один из них рассказывает: "Идёт фриц по одному берегу реки Ловать, по другой Иван. Фриц кричит: "Рус не стреляй, 15 мая кончим войну!" Иван смолчал, оба разошлись без выстрела". В этом же духе я слышал и утром, когда был в 1 и 3 ротах. Спрашивают, почему немец не стреляет, и что слышно насчёт окончания войны. Дескать, вроде бы немец отходит с дороги за Ловать. Будто бы Риббентроп приезжал в Москву и т.д.