Нашей бригаде приказано: перебросить посты наблюдения на левый берег и передвинуть по железной дороге три батареи вперёд, в направлении переправ…

Огонь морской артиллерии точен и силён, – и армия его часто просит.

Мороз до 17 градусов…

Светает… Ракеты… Пролетают «У-2». Вдали зенитный огонь…

Делаем с Успенским карту (схему фронта) для личного состава батареи.

15 января 1943 года

10 утра. – Морозно. Резкий холодный ветер с Невы.

Идём, минуя несколько эшелонов, на батарею, которую обстреливали вчера вечером. Встретил там начальника политотдела бригады. Ещё раз вместе проверили и дополнили две листовки. Они уже сданы в печать.

На ходу побеседовал с командиром орудия…

На КП батареи. – Хороший вагон, тепло, чисто. Толковый замполит. Проверяем с ним по карте обстановку. Рядом бьют армейские орудия (на позиции до сорока «катюш»). Они работали и 12 и 13 января. Артиллеристы несколько удивлены слабыми ответами немцев…

За обедом – рассказ о Белоостровской операции в 1941 году:

«…Группа моряков взяла важный рубеж. Один из них всадил в гребень немецкого окопа русскую винтовку и на четырёхгранном штыке укрепил матросскую тельняшку. Ветер взметнул её, как вызов, как боевое знамя…» (Использовать для пьесы[24]).

После обеда – наш огневой налёт, двадцать выстрелов… Быстрая стрельба, резкие команды. С дымом вылетают горячие гильзы – шипят на снегу; острый запах горелого пороха. Иногда накатники действуют туго, – три-четыре моряка плечом, спиной подталкивают орудие.

12 января наша стрельба перекрыла все нормы. Орудия накалялись… «Хоть котлеты жарь!» – шутили краснофлотцы.

Пошёл к орудию младшего командира Тыквы. Он украинец, невысокого роста, хитёр – «дядько» из запаса…

– Я у Польшу ходыв, но вийна кончылась, нэ доихав. Поти́м у Финляндию ходыв, в дорози вийна кончылась – нэ доихав… А тэпэр доихав – воюю.

Сидим беседуем. Бойцы говорят просто, порой метко – не успеваю всё записывать. Здесь уже устоявшийся фронтовой быт, люди бывалые.

Вечер 15 января 1943 года. – Зашли в землянку. Нас встретил расчёт… Моряк – гатчинский рабочий – спрашивает: «Что на фронте?» Даю сжатое описание действий за трое суток, предупреждаю, что операции фронтов бывают длительны. Слушают внимательно… Мечтают стать гвардейцами. Ругают бойца, который где-то достал семьсот граммов водки[25], напился и этим подпортил репутацию батареи…

Разговорился с товарищем Валецким. Он – с Дунайской флотилии, участник обороны Одессы и Севастополя. Был ранен, теперь – в обороне Ленинграда.

– Будут у меня и медали, и нашивки, и значок снайпера. (Говорит просто, весело.)

Иные молчаливы, думают что-то своё… Военный совет очень интересовался поведением молодых. Смогу доложить, что они держатся хорошо, равняются по старшим.

На батарее две девушки. Конечно, вокруг них «романтические веяния», «флюиды»… Одна из них – связистка, очень бойкая, хохотунья, но отлично поддерживает связь и восстанавливает линию под огнём. Другая – потеряла мужа и ребёнка… Пришла тихая, а теперь стала ругаться – нервы, усталость, озлобление.

Провёл в землянке беседу для двух расчётов (один – из старослужащих, другой – из молодых): о ходе войны, об её возникновении, о Гитлере… Моряки спрашивали: «Сколько ему лет?» – «Не покончит ли он самоубийством?» – «Как бы его живьём взять?» Спрашивали о перспективах.

Я говорил о будущем строительстве, о восстановительных работах, об экономическом расцвете СССР. Слушали напряжённо. Было хорошо…

У краснофлотцев одно общее, определённое стремление – вперёд! Никто не сомневается в конечной победе