– Владыка… Меня тоже беспокоит Ричард, он слишком напорист, слишком… слишком вездесущ. Ему во всё надо влезть, всё надо знать, во всё вмешаться. Иногда говорят, что из него вырастет чуть ли не… не…

Клара запнулась.

– Чуть ли не новый Архимаг, – с улыбкой закончил Игнациус. – Не бойся, я не обижусь, девочка. Наступит день, когда вслед за мной и в самом деле должен будет прийти новый Архимаг – или Архимагиня. И Ричард – по своему потенциалу – вполне этого был бы достоин. Если, конечно, избавится от множества присущих ему недостатков и также многому научится.

– Сомневаюсь, – буркнула Клара. Отчего-то ей стало неприятно, что именно Ричард принёс весть о гибели Аветуса. Но ведь он глава Гильдии, оборвала она саму себя, даже если бы могилу нашёл кто-то другой – всё равно разговаривать пришёл бы он.

Мессир верно почуял её настроение.

– Не будь к нему слишком строга, Клархен, – он поморщился. – Конечно, Дик ещё слишком несдержан и склонен к самым радикальным решениям, но это простительно. Его горячность и прекрасные порывы нам с тобой, – Игнациус сделал ударение на словах «с тобой», – надлежит направить в верное русло, на пользу Долине, самому Ричарду и всем остальным. Архимагами, знаешь ли, не рождаются. Вот послушай, что я по этому поводу думаю; надеюсь, дорогая, слова мои тебя убедят…

* * *

Утро в Долине магов всегда начинается одинаково – ясным прохладным рассветом, который в однажды и навсегда установленной последовательности продолжают освежающий дождик и лёгкий ветерок, быстро высушивающий лужи; утро раскрывается в тёплый, но не жаркий день, в свой черёд тонущий в ясных, чистых красках заката; а сквозь них уже остро блестят первые звёзды. В Долине всегда царит поздняя весна с её буйным цветением и ярким солнцем; не случается ни затяжных ливней, ни бурь, ни, упасите все известные боги, снега. Управляющие погодой заклятия так хорошо отлажены, что следить за ними ставят практикантов из Гильдии погодников, и худшее, что тогда может случиться, – утренний дождик продлится лишних десять минут.

Мы так привыкаем к этому, думала Клара Хюммель, меряя шагами чисто выметенные гоблинами-уборщиками и омытые дождём улицы. Привыкаем к хорошей погоде, к безопасности, чистоте, удобству. К богатству, в конце концов. Нам кажется, что таков естественный порядок вещей, что все достойные живут так же, а те, кто беднее нас – просто хуже работали, или не так талантливы, или не особенно везучи, словом, сами виноваты в своих несчастьях.

Наверное, одни только боевые маги ещё помнят, что на свете бывает непогода, тяжёлый труд и опасности, что никуда не делись роковые случайности и неравные бои. Все прочие маги Долины, подряжаясь работать в иных мирах, вправе требовать для себя удобств, все: целители, погодники, строители, садовники… И только воины служат там, где надо, а не где хорошо и безопасно.

Она тут же вспомнила мессира Архимага и возразила сама себе: а разве Долина этого не заслуживает? Этого уюта, покоя, достатка? И кто тогда заслуживает, если не мы? Разве на нас всё это упало с неба?.. Разве целители не заработали свои дворцы? Или иллюзионисты с парфюмерами? Или иные гильдии, столь же мирные?.. Есть ли во всей вселенной ещё кто-нибудь, кто может сравниться с магами Долины?..

Нет. И в этом мессир Коппер, безусловно, прав.

Вот и Ратушная площадь, и сама Ратуша, как её привыкли называть в Долине, – здание, где заседал Совет. Оно не слишком выделялось среди особняков, окружавших площадь – двухэтажное, изящное, с громадными витражными окнами, двумя лёгкими башенками, с широкой лестницей и двустворчатыми дубовыми дверями с затейливыми бронзовыми ручками; створки сейчас были распахнуты настежь: маги и волшебницы, разодетые, взволнованные, парами и группками входили внутрь.