Мордвинцев уже выныривает в свежесть атмосферы, быстро моргает от перепада яркости, потом в упор смотрит на топчущегося поблизости милиционера, или спецназовца, в бронежилете.

– Хочу ехать далее! – перекрикивает он наличные лошадиные силы, поставленные на холостой ход.

– Нет! – машет головой милиционер. – Проезд ограничен!

Голос без истерики, но стоит служивый все же, чуть в сторонке, не на самом вероятном векторе движения танка. Автомат у него маленький, супротив 125-мм дула смешной. По странной ассоциативной взаимосвязи нейронных ветвлений, Николай Мордвинцев почему-то припоминает давно забытого двухсантиметрового керамического ёжика умеющего курить специальные игрушечные сигары и пускать дым порциями. Детское воспоминание абсолютно лишнее, не относится к делу, и тут же стирается. След его только в улыбочке танкового полковника.

– Ну, я поеду, да? – говорит он голосом подразумевающим подкол.

Улыбку какого-то танкового вояки милиционер однозначно трактует как издевательство, однако силовые параметры явно не в его пользу.

– Правильно, разворачивайтесь, – кивает он, делая вид, что понял вопрос по-своему.

– Машинку убирать будете? – интересуется Мордвинцев сверху, просто-таки как настоящий либерал, всегда думающий о предметах в их эквивалентной валютной цене.

– Шутить вздумали, гражданин? – теперь милиционер нервничает, хочет задействовать и автомат и рацию одновременно.

Мордвинцев так же с улыбочкой исчезает в командирском люке. Танк дергает с места тут же, словно дальнейшее было предусмотрено и команды не потребовало. Аккуратный наезд на милицейское «Жигули» не получается: скорость не оптимальна, потому машину просто отжимает в сторону.

– Отрефтуется, не плачь! – подмигивает сверху высунувшийся из следующего танка старший лейтенант Первушин.

Ментяра в бешенстве тискает висящий на шее АКМС. Но он же не полный идиот: что стоит его пукалка супротив сорока, а то и более тонн железа? К нему со всех ног бежит подмога. Танки конечно в зоне действия автоматов, но стрелять никто не пробует. Странная, малоизученная отрасль психических процессов: вблизи снаряженного полным боекомплектом Т-84 люди почему-то глупеют. Добежав до не справившегося с задачей патрульного, его для чего-то спрашивают:

– Что случилось, Дима?

Дима конечно огрызается:

– Что, что? Сами не видите, что ли?

Теперь все с интересом пялятся на удаляющиеся боевые машины. В это время передовой танк Мордвинцева вертит дуло назад. Все бледнеют, ведут подсчет веселым денькам, проведенным в операции сложения дивидендов от контроля скорости на украинских дорогах. Однако это зря, танк полковника просто-напросто готовится валить корпусом въездные ворота истребительной бригады ВВС: «Жигули» были лишь тренировкой.

Более-менее наблюдательные понимают, что даже набившее оскомину «оранжевое» помешательство зародилось не на пустом месте. Когда кто-то сходит с ума, а уж тем более, нация, признаки ощутимы достаточно загодя. В шестидесятую годовщину подрыва Нагасаки, аккурат 9 августа 2005-го, удаленный от нее на пол мира украинский город Коростень надумал подать в суд на город Киев по случаю поджога. Оказывается за тыщу лет до того, легендарная княгиня Ольга тоже имела свою боевую авиацию и успешно занималась стратегическими бомбардировками. Конкретно, ее натасканные на поджогах голуби-почтмейстеры умудрились дотащить до многострадального Коростеня что-то напалмообразное, возможно, тлеющую паклю. Город сгорел. «Ныне любой археолог запросто берется доказать дело о поджоге», – заявили с экрана мудрые, тогда еще русскоговорящие комментаторы.