Весь день и всю ночь людей грузили на корабли. Без малейших исключений. Границы государств не учитывались. Португальских рыбаков размещали среди китайских крестьян из Квантуна. Римские католики опускались на колени и молились вместе с раздражительным методистом из Альбукерке, Нью-Мексико; симпатичный молодой председатель колхоза суетился, сбивая группу изучения марксизма из числа повизгивающих от страха празднично одетых матрон из Йоханнесбурга, Южная Африка, захваченных во время собрания женского благотворительного общества.

Когда в трюм загружали столько народу, что свободных коек не оставалось, потолок больше не открывали, и деятельность чужаков перемещалась к другому трюму или другому кораблю. Таким образом, половина конгресса Соединенных Штатов Америки оказалась вместе с учениками средней школы из Бухареста, а другая половина тщетно пыталась собрать информацию и навести порядок среди крестьян из Мадраса и совершенно сбитых с толку заключенных дамасской тюрьмы.

Погрузочные работы продолжались пятеро суток. Ничто не могло их ни задержать, ни остановить. Ракеты с ядерными боеголовками не просто исчезали, не долетев до цели, но заодно привлекали внимание пришельцев к тем местам, откуда их запускали. Была ли это аризонская пустыня или сибирская тундра, в течение считаных минут там появлялись роботы и делали свое дело. Кое-где воинские подразделения доблестно вели оборону до последнего. Их командиры в оцепенении смотрели, как снаряды отскакивают от роботов, не причиняя им ни капли вреда, и как роботы, не обращая внимания на убийственный огонь, продолжают хватать сражающихся.

Наконец работа была закончена. Подводные лодки подняли на поверхность и освободили от экипажей; горняки в глубочайших шахтах отчаянно цеплялись за деревянный крепеж, однако роботы мягко, но непреклонно отрывали их щупальцами от подпорок и переносили в трюм корабля.

Таким образом, всех, кто жил на Земле, доставили на чужеземные корабли. Всех, кроме животных. Животных оставили там, где они обитали, – а вместе с ними обезлюдевшие поля, бескрайние леса и моря, омывающие пустынные берега материков.

Когда погрузка была закончена, космический флот дружно тронулся с места. Ускорение было практически не ощутимо, поэтому немногие из людей догадались, что путешествие началось. Корабли двинулись прочь от Земли, прочь от земного Солнца и погрузились в черную бездну Вселенной.

Если не считать шока, вызванного тем, что их резко вырвали из привычного окружения, люди на борту кораблей вынуждены были признать, что ничего страшного с ними не происходит. В каждом трюме имелись фонтанчики с питьевой водой и прочие необходимые удобства; койки были мягкие, поддерживалась нормальная температура.

Дважды в день, с перерывом в двенадцать часов, били корабельные склянки, и на полу неизвестно откуда появлялись огромные чаны с супом. В них плавало в зеленоватом бульоне что-то белое, похожее на клецки. И бульон, и то, что в нем плавало, были, видимо, продуктами очень питательными и на вкус терпимыми, несмотря на всю пестроту привычек множества едоков, которым если что в полете и досаждало, так это однообразная диета. После того как пища съедалась, снова звенели склянки, и чаны исчезали, словно огромные пузыри. Насытившимся пленникам оставалось только бродить по трюму, пытаться выучить язык соседа-сотрюмника, спать, беспокоиться о будущем – и дожидаться следующей еды.

Если начинались какие-нибудь разборки – к примеру, между австралийскими литейщиками и зулусскими воинами за расположение медсестер ленинградской больницы, – даже если возникала крупная потасовка, или массовая драка, или, например, даже бунт, конфликты эти тут же гасились. Как до этого чаны с супом, из пола являлись роботы, каждый из них хватал столько противников, сколько мог удержать в щупальцах, и так держал их друг от друга на расстоянии, пока явная нелепость подобной сцены не гасила их боевой пыл и они худо-бедно не успокаивались. Затем без каких-либо замечаний или хотя бы жеста, который что-либо кому-либо разъяснял, роботы исчезали.