- Скажи мне свое отчество, Степа…

- Григорьевич, Любушка.

- Степан Григорьевич, тебя мама в детстве головой случайно не роняла? Какие самцы? Ну, чего ты несешь и творишь? А если мне, вдруг, к врачу придётся идти, я что скажу, что на меня дикий кобель по имени Степка напал? - тихо так, вкрадчиво, мне, как полному дебилу, говорит Любаша тоном психиатра и в дополнение, постукивает своим кулачком по моей головушке.

Я резко переворачиваю её на спину и совершенно захватническим движением занимаю позицию сверху, нависая над своим спасенышем. Чмокаю её громко в кончик носа и в дополнение облизываю его языком.

- По словам маменьки, она меня точно не роняла, но родительница моя уверена, что за аистом все же числится такой грешок, - смеясь пересказываю вчерашний разговор с мамой. - В моем фирменном знаке нет ничего постыдного. Врачу так и скажешь, что это древний тотем волков, этакая инициация - обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо социальной группы или мистического общества.

- Исходя из сказанного Вами, Степан Григорьевич, Вы меня приняли в члены кружка вашего члена?! Интересно, интересно! Да, чем дальше сказка, тем она забавнее. То есть прямо дежавю какое-то. Из одного кружка, я как-то сразу попала в другой. Нет, прошу вычеркнуть меня из списка этого коллективного разврата. Уж лучше с голоду умирать, чем снова хлебать тюрю одной ложкой, - на полном серьёзе без тени шутки заявляет мне моя милашка и резко встаёт с постели. - Знаете что, Степан Григорьевич, идите Вы со своими метками по дороге из желтого кирпича к Великому Гудвину за совестью. Что Вы себе, вообще, возомнили? В стаю он меня принял. Тоже мне волк-оборотень нашёлся…Промахнулся ты, Акела!

Любочка, как настоящая женщина, пока говорила, успела додумать и придумать то, чего в словах моих не было и в помине.

Ей хватило всего несколько минут, чтобы накрутить и закрутить спираль своего негодования так сильно, что по моим ощущениям, ещё мгновение, и попадись ей в руки калаш, она бы меня грохнула без тени сомнения.

Люба, в принципе, так и поступила, закрыла дверь ванной комнаты с такой силой, что от ее грохота образовалась небольшая ударная волна, которая, пройдясь по стенам спальни, ударным эхом отразилась от панорамного окна.

Если вначале спича Любы мне было забавно и смешно, то в его середине в части "дежавю и перехода из одного кружка в другой" до меня долбоёбуса дошло, что уплепок-муж ей изменял, чем её оскорблял. Видно, не выдержав на 28 год его измен, она и решила подать на развод.

В очередной раз мысленно называю себя супер косячником, потому что только такой недоделанный пидоросян мог за один вечер своим глупым языком дважды попасть в сектор "Долбоебус". Вроде ничего такого и не сказал, но дал повод думать о себе, что я такой же еблан как и её муженек.

Да, уж, Степан, ничто так не красит мужчину, как его длинный язык, но только во время кунилингуса. В разговоре с женщиной лучше уж молчать, чтобы за умного сойти.

Посыпать голову можно до первой звезды, но она мне уже не светит, а вот глупую ситуацию с Любашей по любому нужно разруливать.

Заметая следы, быстро встаю с кровати, надеваю халат, заправляю постель, чтобы не напоминать Любаше о месте недоразумения. Картинка другая, значит, как вроде и не было ничего.

Да, ещё обязательно решаю извиниться. Родительница моя с детства мне внушала, что мужчина в любом случае, прав или неправ, должен и обязан признать свою вину.

Любаша через время с прямой спиной и поднятым вверх подбородком выходит из ванной, неприкрыто транслируя мне свою обиду.