– Убей немца!

«Жди меня – и я вернусь»…

Но как могут ждать мертвые?..

– Мстить! Мстить без жалости! Без содрогания! Не может быть речи ни о какой человечности! Убью первого живого человека на немецкой земле, кто бы он ни был! Пусть девушка, пусть старуха, – все равно! Немцы убивали наших родных матерей и жен… Какое мы имеем право на милосердие?

Волна наступления, нарастая, катится на запад. Земля врага приближается. Скоро! Скоро!

Вся рота любит Николая Кораблева. Все знают о его решении – убить первую живую душу на немецкой земле.

– Товарищ командир, коль понадобится помощь, кликните меня.

– Спасибо, обойдусь без помощи!

Два года накаливалась местью душа. И вот наступил январь 1945 года. Отдан приказ:

– На Берлин!

Страшная техника, сокрушая все на своем пути, движется неумолимой лавиной. Все больнее заноза в душе Николая Кораблева:

– Убить на немецкой территории! Все убитые до сих пор в русских и польских пределах, не в счет!

Раннее утро. Какой-то хутор. Радио об'являет:

– Товарищи! Мы в пределах Германии! Николай бежит: «Не будет пощады!»…

Но вместо хутора – пепел, развалины, все сметено артиллерийским огнем. Ни одной живой души. Какая досада!..

Но что это за вздохи и стоны под досками упавшего забора?

– А, вылезай, голубчик!..

Мальчик. Лет десяти – бледный, изможденный, перепачканный, испуганный, качающийся от голода, холода и ужаса.

Николай Кораблев лихорадочно выхватывает из кобуры револьвер, а мальчик протягивает тонкую дрожащую рученку:

– Майн Герр… штикхен… брот… битте…

Опустилась рука с револьвером. Угас огонь, два года толкавший вперед. Вспомнился свой, старший. Ему теперь столько же. Может быть так же когда-то прятался под забором, так же умолял немецкого офицера о маленьком кусочке хлеба… Убил ли его за эту просьбу офицер?

– Как зовут?

Мальчику непонятен вопрос на чужом языке.

– Ну, Фриц, Петер, Пауль?..

Голодное существо догадывается: спрашивают имя.

– Иоганнес…

– Вон оно что… Иван, значит?.. И у меня такой же… И звать Ванькой… Как же я тебя убью?.. Повезло тебе, хлопец… Не подымается рука… Двухлетний накал – впустую… Ну, ничего, может быть это даже к лучшему… Есть хочешь?.. Во тебе сухари, копченая колбаса, шоколад…

Подбежали красноармейцы.

– Товарищ командир! Это что же значит? Хотели убить, а вместо этого отдали весь неприкосновенный запас?

– Мало ли чего болтает язык?.. У сердца свои законы и приказы… На сынишку похож… И зовут так же: Иваном.

– Гут морген, немецкий Ваня!

– Обманул тебя твой фюрер!

– Обещал весь мир, а дал погибель! – шумят красноармейцы, а сами закутывают мальчика в шинель, суют конфетки.

Грязное лицо малыша освещается подобием улыбки. В этом выражении надежда:

– Не убьют эти люди, о которых он слышал много страшного от родителей, учителей и священника.

1953 г.

На скрининге

Американец сидит за столом с бумагами. Подходит дипист. Молча приветствуют друг друга вежливыми поклонами. Американец жестом приглашает сесть.

А. Ду ю спик инглиш?

Д. Никс ферштейн.

А. Шпрехен зи дойч?

Д. Чуточку шпрехаю. Только самую малость.

А. Говорить по-русски? Я хоть и американец, но русского происхождения. Дома, в семье, мы говорим только по-русски. Расскажите откровенно о себе. Вы понимаете меня?

Д. Ну ещё бы! Кто ж русского языка не понимает! А насчёт откровенности не сумлевайтесь, всё будет точно, как в аптеке.

А. Значит, приступим к скринингу. Имя и фамилия?

(Дипист роется в карманах, что-то бормочет про себя)

Д. Да где ж она проклятущая?! Всё время в руках держал!

А. Вам понятен вопрос? Имя и фамилия?

(Дипист перестаёт шарить по карманам)