Наш траур закончился в феврале, и великий князь Константин с супругой дали бал в мою честь и в честь своей дочери, которой тоже было шестнадцать лет.

Этот бал был большим событием. Я стала готовиться к нему задолго. Тетя сама занялась моим туалетом. Она заказала для меня платье, которое было сшито из слегка прозрачной вуали поверх розового. С ним я должна была носить ландыши. Я помню, что сочла это платье слишком тяжелым, слишком вычурным. Я бы предпочла что-нибудь попроще, платье из белого шелка, но тетя моего мнения не спрашивала.

Дмитрий сопровождал меня на бал. Он был в форме младшего лейтенанта военно-морских сил. Император и императрица повели нас на празднества, которые начались в шесть часов вечера и длились до часа ночи. Сначала был обед, а позже ужин.

Этот вечер был долгим, очень долгим, но все же недостаточно долгим для меня. Было так весело! Мы возвратились домой вместе с мадемуазель Элен и генералом. Я очень устала, подол моего платья висел лохмотьями, прическа совсем растрепалась, но цветы в моих руках и подарки, сделанные мне во время котильона, были ощутимыми доказательствами моего успеха. Дмитрий, который был еще слишком юн, не умел танцевать. Будучи на самом деле еще ребенком, он недоверчиво косился на такие упражнения и жаловался, что провел очень скучный вечер. А я только и мечтала о том, чтобы все это началось снова!

Но прошло много месяцев, прежде чем настал новый праздник. Тетя считала, что мне не подобает выходить в свет только в сопровождении мадемуазель Элен, и полагала, что какая-то женщина из членов семьи должна быть моей компаньонкой. Она еще носила траур, а поскольку никого подходящего не было, то больше я в свет не выезжала.

В тот год мы надеялись повидаться с отцом, но тетя Элла и слышать не хотела о нашей поездке за границу в компании генерала Лайминга и мадемуазель Элен.

То лето мы провели частично в Петергофе, частично в Ильинском. Осенью мы вновь поселились в Николаевском дворце в Москве. В какое-то время я заметила, что моя тетя вновь обрела живость и энергию, которая, казалось, концентрируется на какой-то цели, хранимой от нас в тайне. В небольшом мире окружающих нас слуг и сопровождающих лиц появились две новые фигуры: вдова мадам Узлова, чей муж был убит во время недавних беспорядков, и священник отец Александр. Он был на войне в составе армии на Востоке и отличился храбростью, высокими моральными качествами и красноречием.

Мадам Узлова внушала мне симпатию. Она не привыкла к придворной жизни и держала себя с величайшей простотой. Но отца Александра я невзлюбила с самого начала. Он был поразительно красив, и прекрасно знал об этом. У него был мягкий голос, какой-то негибкий. Я так и не узнала его хорошенько. Может быть, поэтому так и не полюбила его. Моя тетя все свое время проводила с этими двумя новыми людьми, и они были единственными, кому она доверяла свои планы.

По возвращении в Москву она купила дом и немного земли по ту сторону реки и сказала нам, что это предназначено для инвалидов войны. Ее интерес к госпиталю к этому времени ослаб; она уже редко туда ходила. Дом на Москве-реке был тщательно оснащен для своей новой цели, и тетя лично руководила всеми приготовлениями.

Меня и Дмитрия вернули к нашим занятиям. Без всякой радости мы увидели наших бывших преподавателей, которые вновь начали бубнить свои лекции. Тетя полагала, что я уже достаточно долго учусь; женщины в ее времена, утверждала она, не обременяли свой мозг столь многими бесполезными предметами. Я была уже почти готова согласиться с ней, но генерал Лайминг проявил твердость и настоял на том, чтобы мое образование продолжалось. Он одержал победу, но я ничему не выучилась; вся непрерывность и порядок обучения были нарушены и методы преподавания были недейственными и скучными.