– Я приглядываю за Джорджиасом Панитисом – сыном Анатоле Панитиса, – кратко сказал Никос. – Парень еще совсем молод. – Он кивнул в сторону Джорджиаса, танцующего со светловолосой девушкой в откровенном платье.

Космо хрипло рассмеялся:

– Собираешься испортить ему веселье?

– Такое, как у тебя? – Голос Никоса прозвучал резко, а его взгляд снова обратился в сторону Софи, которой и предстояло стать «развлечением» Космо на этот вечер.

Его охватила ярость. Неожиданно для себя самого он почувствовал желание отцепить руку Космо от Софи, заставить его уйти искать веселье где-нибудь в другом месте! Но Никос подавил в себе этот порыв, спрятал его под непроницаемым куполом. Софи Грантон бы ла недостойна и толики эмоций – ни раньше, ни сейчас.

Он бросил последний взгляд на нее. В ее глазах не отражалось никаких чувств, ничего после первого шока узнавания. А может, это было смятение? Никос ощутил боль от этой мысли. Четыре года назад ей почти удалось выставить его полным идиотом. Ну, больше она никого не обманет!

Космо снова заговорил, и Никос заставил себя слушать его:

– Кстати о веселье… Мне крайне необходим специальный порошок. – Он отпустил руку Софи и, перейдя на английский, добавил: – Оставайся тут, крошка.

К ужасу Софи, Космо ушел. Софи смотрела ему вслед. Куда он направился? Зачем? Паника накрыла ее. Боже, она не может оставаться тут с Никосом! Она собралась отойти, но было слишком поздно. Одно-единственное слово остановило ее.

– Софи.

Весеннее солнце нежно ласкало лицо Софи тем ранним вечером, когда она прогуливалась по Голландскому парку.

Она хотела сообщить отцу замечательную новость о том, что ее выбрали в качестве одной из солисток на университетском концерте в следующем месяце. Она мысленно пробежалась по репертуару: два ноктюрна Шопена оказались довольно простыми, но вот произведения Листа были невообразимо сложными! Ничего, практика доведет ее технику до совершенства. Жаль, что они не смогут приобрести новый кабинетный рояль, который отец обещал ей в начале года, но имеющийся у них инструмент еще очень хорош, не на что жаловаться.

Софи нахмурилась. Не в привычках отца скупиться на что-то, связанное с музыкой. Он был ее самым верным поклонником и всегда охотно отдавал деньги за все, что могло бы помочь развить талант дочери.

Разумеется, отцу нравилось слушать, как играет его Софи.

Она – это все, что у него осталось.

Ее воспоминания о матери были неясными, почти угасшими. Все, что ей удавалось воскресить, – это мамино пение и ее низкий, чистый голос – она всегда пела дочери на ночь колыбельную.

– Вот откуда в тебе талант к музыке, – не уставал повторять отец, – от твоей чудесной, восхитительной матери.

Потом он всегда тяжело вздыхал, и сердце Софи сжималось от печали.

– Ты так похожа на свою мать, лапочка, – то и дело говорил он. – Она бы гордилась тобой – так же, как я горжусь.

И Софи хотела, чтобы ее отец гордился ею, она всегда мечтала, чтобы он и дальше нежно улыбался ей.

Но в последнее время, с ее недавнего дня рождения, с каждым днем он становился все мрачнее, как будто был слишком озабочен своими мыслями.

Однажды Софи попыталась выяснить у отца, в чем дело, но в ответ получила пустую отговорку:

– О, просто проблемы на рынке. Все скоро образуется. Так всегда бывает.

Некоторое время она очень волновалась за отца, но потом подошло время экзаменов, и ей пришлось сконцентрироваться на них. Когда сессия закончилась и наступили каникулы, ей подвернулась возможность отправиться в студенческий тур в Венецию. Она ухватилась за этот шанс обеими руками, и, хотя отец заметно занервничал при упоминании суммы за поездку, он выписал ей чек, покрывший все расходы.