Разграничительная линия между XXXIX и XLI армейскими корпусами пролегала по линии Васиньи – Ретель – Жюнивиль – Овине – Оберив – Сюйп – Сен-Реми – Тиллой (зона ответственности XXXIX) – Вано – Соньи – Парньи (зона ответственности XLI).

8 июня штаб танковой группы переехал в Беньи.

9 июня, в день начала наступления 12-й армии, я выехал на наблюдательный пункт, расположенный к северо-востоку от Ретеля, чтобы лично наблюдать за продвижением пехоты и не пропустить момента, когда нужно будет выдвигать войска. С 5.00 до 10.00 не было видно ничего. Тогда я послал своих офицеров на соседние места, где тоже были намечены наступательные удары, чтобы выяснить, вышла ли пехота к Эне там. С обеих точек прорыва вокруг Ретеля я получил донесения, что наступление было отбито и что пехота сумела установить предмостные укрепления только в одном месте, углубившись на полтора-два километра – в окрестностях Шато-Порсьен. Я связался с начальником штаба 12-й армии, моим другом генералом фон Макензеном, и предложил ему ночью перебросить танки на другой берег в этом единственном месте, чтобы на следующее утро они были готовы к броску. Затем я отправился в Шато-Порсьен, заехав по пути в штаб III армейского корпуса генерала Гаазе, где получил краткий обзор ситуации. На месте, осмотрев предмостные укрепления, я направился к командиру моего XXXIX корпуса генералу Шмидту, который находился, вместе с генералом Кирхнером, чуть севернее самого городка. Мы обсудили вопросы продвижения 1-й бронетанковой и ее размещения внутри предмостных укреплений Шато-Порсьен. Было решено начать переброску с наступлением сумерек.

Вскоре после этого я встретил командира армии генерал-полковника Листа. По дороге ему попадались части 1-й бронетанковой дивизии, и он недовольно заметил мне, что многие танкисты сняли кители, а некоторые даже позволили себе купаться в реке. Далее генерал-полковник сердито вопрошал меня, почему мы до сих пор не пошли в атаку через предмостные укрепления. На основе только что полученных мной лично данных я ответил, что невозможно наступать через предмостные укрепления, которые до сих пор не захвачены или не расширены до нужных размеров. Далее я указал на то, что захват предмостных укреплений не входил в задачу моих танковых подразделений. Верный своей рыцарской природе, Лист тотчас же протянул мне руку в знак примирения и спокойно перешел к обсуждению текущих вопросов.

В штабе своей группы я пробыл недолго и вернулся к предмостным укреплениям в Шато-Порсьен, чтобы лично проконтролировать размещение моих танков и пообщаться с командиром действовавшей там пехотной дивизии. Генерала Лоха из 17-й пехотной дивизии я встретил на дальнем берегу, и мы согласовали с ним свои действия. На передовой я оставался до часу ночи, а затем навестил раненых бойцов из моих танковых и разведывательных подразделений, ожидавших отправки обратно через предмостные укрепления, и поехал обратно в свой штаб в Беньи, чтобы отдать распоряжения.

За день было возведено два небольших предмостных укрепления к западу и востоку от Шато-Порсьен. По ним можно было перебросить за реку 2-ю бронетанковую дивизию вместе с частями 1-й.

Наступление моих танков должно было начаться 10 июня в 6.30. Я находился к тому времени на передовой, подгоняя 1-ю стрелковую бригаду, которая отстала от наступающих войск. К моему удивлению, пехотинцы на передовой узнавали меня, и, когда я спросил откуда, выяснилось, что и офицеры и рядовые помнили меня еще с тех пор, когда я командовал 2-й бронетанковой дивизией, находясь в Вюрцбурге, этом некогда прекрасном, а ныне полностью разрушенном городе. Мы были очень рады увидеться вновь. Танки и пехота пошли в атаку одновременно, и все могли полностью полагаться друг на друга. Мы быстро продвинулись через Авансон и Таньон до Нёфлиза, что на реке Ретурн. На открытой местности танки практически не встречали сопротивления, поскольку, согласно своей новой тактике, французы сконцентрировали оборону в лесах и деревнях, а с открытой местности войска убрали вообще, пасуя перед нашими танками. Поэтому нашей пехоте приходилось ожесточенно сражаться на забаррикадированных улицах и среди деревенских домов, а танки, которым лишь доставлял небольшое неудобство эпизодический обстрел французской артиллерии с позиций, все еще удерживаемых французами на Ретельском фронте – в нашем тылу, – прошли до Ретурн и под Нёфлизом форсировали эту заболоченную реку, перегороженную дамбой. 1-я бронетанковая уверенно наступала теперь по обоим берегам Ретурн; южнее реки двигалась 1-я бронетанковая бригада, а севернее – стрелки Балка. Днем мы достигли Жюнивиля, где противник встретил нас контратакой силами крупного танкового соединения. Южнее Жюнивиля завязалось сражение, закончившееся часа через два в нашу пользу. Ближе к вечеру был взят и сам Жюнивиль, причем Балк лично захватил знамя французского полка. Неприятель был отброшен до Ла-Нёвиль. В ходе танкового сражения я лично пытался подбить французский танк модели «В» из трофейного 47-миллиметрового противотанкового орудия, но тщетно; все снаряды просто отскакивали от его толстой брони. Наши 37– и 20-миллиметровые орудия были против этого противника тем более беспомощны. В результате мы завершили этот бой с тяжелыми потерями.