Одна из машин остановилась, включив оранжевые мигающие огни. Ее начали обгонять, сигналя и ругаясь вслед, но водитель не спешил ни уезжать, ни покидать салон. Наконец пассажирская передняя дверь открылась и к Карле под навес поспешила молодая, чуть моложе мамочки, женщина, кутаясь в длинный темно-синий плащ, поблескивающий от воды.

– Девочка, ты чья? – Она стояла чуть поодаль, едва решившись шагнуть под навес, боясь напугать ребенка.

Карла гордо выставила подбородок вперед и демонстративно отвернулась, моля лишь о том, лишь бы ее показная храбрость сработала, и женщина убралась восвояси.

– Не бойся. Я не обижу. Ты же совсем замерзла и промокла. Давай мы отвезем тебя к маме?

К глазам подступили слезы. Ей до жути хотелось вернуться домой, но было так стыдно за свое поведение… Да и мама наругает за то, что дочка убежала на ночь глядя, даже не спросив.

Они все сидели в комнате, плохо освещенной единственной лампочкой старомодного торшера, стоящего у дивана. Отчим – Артур – устроился на диване и смотрел в плазменную панель на дальней стене, транслирующей очередной обожаемый им боевик. В комнату зашла мама, встала за спиной у занявшей свое любимое кресло дочки и начала целовать ее макушку и шею, от чего хотелось смеяться.

Артур обернулся и с улыбкой обожания посмотрел на свою молодую жену. Внутри у Карлы все сжалось. Стискивающие подлокотники кресла пальцы побелели.

Ей не нравилось, когда отчим требовал к себе внимания. Не нравилось, что мама – ее мама! – отстраняла дочь, чтобы сесть рядом с ним и противно хихикать, когда он приобнимал ее и начинал щекотать.

Ей захотелось крикнуть: “Отстань от нее! Моя мамочка! Моя!”. Но маме это не понравится, и Карла чувствовала, как губы растягиваются в улыбке.

– Милый, ты закрыл дверь? – Мама все еще стояла за спиной, скрестив руки на груди у дочки. Ее длинные светлые волосы спускались ей на макушку и щекотали. – Сделай погромче. А ты, Карла, иди к себе.

“Иди к себе” и “Сделай погромче” – Карла хоть и была маленькая, но уже все понимала. В ее классе много болтали о том, что происходит между мужчиной и женщиной, а однажды один мальчик принес и показал какой-то мерзкий журнал с мужчинами и женщинами, абсолютно голыми, запечатленными в таких позах, что сразу к горлу подступила тошнота и Карла убежала в туалет.

“Иди к себе”. Карла не пошла к себе. Она выбежала из дома, успев лишь накинуть тоненький плащ. Ей было неважно, куда идти, лишь бы подальше от них двоих. Она чувствовала, что мама ее предала, что ее любви не может – никак не может! – хватить на них двоих, а значит, она сделала свой выбор.

“Иди к себе”. Но сейчас, стоя под навесом небольшого кафе у широкой магистрали, Карла отдала бы все на свете за возможность вернуться назад и притвориться, что всего этого не было. Если повезет, мама и не узнает, что дочка куда-то убегала, – если они оставались с отчимом наедине, то выходили из комнаты еще очень нескоро, а значит, есть шанс…

Карла посмотрела в сторону узкой улочки. Дождь лил стеной, холодный и противный как слизень – она ловила таких у речки. Вот бы он закончился – тогда ей нужно всего несколько минут, чтобы добраться до дома. Она уверена, что знает дорогу и легко найдет знакомое крыльцо. Не так уж далеко ей удалось убежать…

– Ну? – улыбнулась женщина и поежилась, сильнее запахивая плащ. – Пошли. Покажешь, куда тебя отвезти. На машине быстрее. И не промокнешь.

Последний взгляд на знакомую узкую улочку, и девочка, коротко кивнув, протянула ладошку вперед. Ледяные пальцы незнакомки дрожали, стискивая руку почти до боли. Уже забираясь в натопленный салон машины, Карла вдруг вспомнила, что мама просила никогда-никогда не доверять чужим людям. Но разве может обмануть это приятное, чуть замерзшее и, конечно, именно поэтому скорченное лицо молодой женщины?