Дня через три, когда я немного оклемалась и даже выпила кружку бульона на завтрак, в дверь тихо постучали.

- Не спишь? – шепотом спросила тётя Надя.

- Нет.

- А там к тебе гости пришли.

- Ко мне? Гости? – я даже привстала, опираясь на локоть.

- Ну, да. Лидия Сергеевна.

- Какая еще Лидия… - начала было я и резко оборвала себя, потому что практически в ту же секунду поняла, какая.

- Та самая. Твой ангел-хранитель. Я Лидочку теперь так и зову. И она не одна, представляешь? С сыном, – с намеком добавила тётя Надя. Куда она клонила, было ясно. Непонятно, какого черта здесь забыл Орлов. - Ты как? Может, посидим по-семейному? Выпьем чайку. Или это слишком?

- Слишком!

- Ох, а я так надеялась, что тебе уже хоть немного получше, – искренне огорчилась тётя Надя.

- Мне получше! Правда. Только ужасно неловко. Я как вспомню, что тогда уснула. У чужого-то человека. Стыдоба.

- Да какие же вы теперь чужие? Не выдумывай! Мы по несколько раз в день созваниваемся. То о твоем здоровье болтаем, то о преимуществах плаванья брасом. Ты знаешь, что Лидочка ходит в тот же бассейн, что и я? Нет? А вот представь себе. Да и что значит – стыдоба? Что стыдного в том, когда одному человеку плохо, а другой его не бросил в беде?

Только то, что я сама себя до этой беды довела, полтора часа сидя на остановке в тонкой курточке на рыбьем меху. Но вслух я, конечно, ничего не сказала. Иначе бы тётя Надя стала переживать и спрашивать, что же так сильно меня расстроило. А как тут объяснить? Я и сама не знала. Просто события последних месяцев, все мои тревоги и страх – бах, и выплеснулись наружу. И стало казаться, что все. Больше не могу. Просто так. Вроде как вообще на ровном месте.

Это теперь, когда отпустило, я могла над этим даже посмеяться. Вспомнив шутку из одного медицинского паблика: «Что значит - ты так больше не можешь? Все могут, и ты смогёшь! Дал бог дофамин – даст и норадреналин. Дал бог серотонин, даст и селективные ингибиторы его обратного захвата». Такая дурь, но настроение поднялось, как миленькое.

- Ну, вот! Уже улыбаешься. Так гораздо лучше. Может, тогда и выйдешь, а? Ненадолго. Хоть на минуточку…

Я с сомнением покосилась на себя в зеркало. Пугало пугалом. Вот и хорошо. Еще не хватало, чтобы этот медведь, ревущий на меня, пялился. А он пялился. Я это совершенно точно запомнила. Правда, первые дни мелькающие в голове картинки я списывала на горячку, но все ж.

Что я при этом чувствовала? Тогда – ничего. Было действительно плохо, и в голове сгущался туман. А потом, когда пошла на поправку… Даже не знаю. Я так давно не задумывалась о подобных вещах в принципе. И в конечном счете пришла к выводу, что мне все равно на его внимание.

- Ладно. Я только умоюсь.

И причешусь. И надену что-нибудь поприличней старой застиранной футболки еще из запасов гуманитарной помощи, которую раздавали африканским нуждающимся их менее нуждающиеся европейские соседи по планете.

Уже в ванной решила, что надо бы и искупаться. Когда болела – было нельзя. А тут… Нет, мне, конечно, все равно, как я выгляжу в глазах Орлова, но вот как пахну – это уже другое. Правда? Мы не настолько близки, чтобы перед ним вонять. Я скользнула носом по плечу, поморщилась и решительно шагнула под душ. Вымыла и голову, справедливо рассудив, что лучше я буду с мокрыми волосами, чем с грязными. В общем, из ванной я выбралась минут через пятнадцать. Распахнула дверь и как в стену врезалась.

- Ой!

- Ой! – улыбнулся красивый мужчина. Где-то я его вроде бы видела, но вот где – вспомнить не получалось.