Закрыв глаза, он падал в бездну, не видя, но ясно ощущая ее. Чтобы не концентрироваться на этом пагубном чувстве свободного падения среди необъятной пустоты, Наумов попытался вызвать в своем воображении какие-нибудь воспоминания, но добился лишь того, что перед мысленным взором встал тот самый злополучный день, когда его, вырвав из боя, отправили в Москву…
Глава 2
Ганимед. Российский сектор освоения. 25 августа 2030 года…
Рывок парашютной системы Наумов мог отличить от тысяч других внезапных динамических перегрузок.
После рева двигателей, выматывающей, тошнотворной невесомости и столь же изнурительной тяжести при коротких включениях тормозных сопел замедленное куполами падение показалось ему чуть ли не райским ощущением.
Однако в данный момент полковника заботило другое.
Могло ли его командование на Земле предвидеть ту ситуацию, в которую сейчас попала «Альфа», еще девять месяцев назад, когда его внезапно откомандировали на борт?
Логика подсказывала ему – предвидеть могли, но только в том случае, если «Гарри Трумэн» покинул орбиту Земли чуть раньше, чем «Альфа», и направился к Ганимеду со вполне определенной целью…
Он не успел закончить свои логические выкладки, на выступающей приборной панели капсулы один за другим начали загораться зеленые искорки индикаторов.
Очевидно, маневр спуска подходил к концу.
Точно…
Удар о землю, вернее о Ганимед, показался ему сопоставимым с падением в металлической бочке с высоты нескольких этажей. Каркас под полковником просел, принимая на себя часть удара, но и ему досталось изрядно – казалось, в теле перетряхнуло все кости.
На индикационной панели вспыхнуло еще несколько предупреждающих искр, что-то пробубнил динамик внутреннего оповещения, а затем раздался неприятный, протяжный скрежет, вслед за которым на скафандр Наумова посыпалась окалина.
Люк над его головой открывался.
Электромагнитные замки ремней щелкнули и отключились.
Он был на месте…
Двигаться в скафандре оказалось крайне неудобно – Наумов провозился несколько минут, прежде чем сумел освободиться от захватов амортизирующего каркаса и выбраться из капсулы.
«Да, на бравого космодесантника не тяну…» – с внутренним раздражением подумал он, оглядевшись по сторонам.
Как показалось Наумову, скафандр не только стеснял движения, но и ухудшал видимость, – дымчатое стекло гермошлема видоизменяло мир вокруг, сглаживало тени и пропорции, скрадывало расстояния. Возможно, он просто не привык к такой экипировке…
Вокруг было пусто и тихо. В прозрачном фиолетовом небе царил яркий серп Юпитера. Из немногих познаний в астрономии он помнил, что Ганимед всегда повернут к планете-гиганту одной своей стороной, точно так же как спутница Земли – Луна.
Впрочем, имело ли это сейчас какое-то значение?
«Скорее всего, нет…» – мысленно решил Наумов, продолжая изучать местность и одновременно стараясь свыкнуться с таинственным сумраком и мягкими, размытыми тенями. Их отбрасывали хаотичные нагромождения каменных глыб, раскиданные повсюду, насколько хватало глаз.
Рельеф Ганимеда, сформированный вторжением сюда людей, имел весьма удручающий и крайне незамысловатый вид: прежде этот спутник Юпитера был покрыт толстым панцирем ископаемого льда, а теперь, когда на его орбите зажглось маленькое термоядерное солнце, лед растаял, превратившись поначалу в разреженную и ядовитую атмосферу, а уж потом, после запуска процессоров переработки, в пригодный для дыхания человека воздух. В результате таяния льдов каменные глыбы, которые на протяжении миллиардов лет были впаяны в толщу ледников Ганимеда, просто опустились до уровня твердой поверхности, образовав хаотичные, непроходимые нагромождения.